Выбрать главу

Скитоначальник Оптиной пустыни игумен Феодосий, приехав как-то в Москву, посетил маросейский храм. Был за богослужением, видел, как идут вереницы исповедников, как истово и долго проходит служба, подробно совершается поминовение, как много людей ожидает приёма. И сказал святому праведному Алексию: «На всё это дело, которое вы делаете один, у нас бы в Оптиной несколько человек понадобилось. Одному это сверх сил. Господь вам помогает».

В нашем сборнике приводятся беседы святого праведного Алексия Московского с одной из его духовных чад Александрой Ермолович.

* * *

Во всё время моего обучения у батюшки, он никогда не пропускал меня в церкви без того, чтобы не сказать мне что-нибудь на пользу душевную. Вот, кажется, батюшка всю службу за тобой следит. Но только подумаешь: ну где ему за всеми уследить, как почувствуешь взгляд тёмных-тёмных, страшных (по святости) глаз. И правда, глядишь, а батюшка смотрит на тебя с укоризной. И как после этого боялась подходить ко Кресту. А вдруг батюшка при всех обличит. Но вначале, пока не привыкла, он редко выговаривал и обличал тут же меня. Он это делал тогда, когда свой проступок забудешь. И тогда он тебе его напомнит так, что уж тут долго не забудешь своего поведения и всячески стараться будешь исправиться. А в момент твоего нерадения он всегда говорил что-нибудь ободряющее, что давало силу больше стараться. А как-нибудь спустя, точно нечаянно, скажет:

— В церкви нужно стараться стоять вот так. — И батюшка весь как-то выпрямится, устремит взор на иконы, и руки приложит к вискам, чтобы показать, что не нужно смотреть по сторонам. — В церкви нужно видеть Бога только и по сторонам не смотреть. Слушать только то, что поют и читают, а всё другое не слышать, — бывало, скажет он.

А как же трудно было не смотреть в алтарь и не следить за батюшкой. И так постепенно я приучилась к службам и училась под наблюдением его молиться.

И как же я потом всякий раз с такими мыслями боролась в церкви! Раз как-то батюшка служил молебен с водосвятием. Все бросились к нему, чтобы из его рук получить святой воды. Мне этого тоже захотелось. Я протиснулась вперёд и стала рядом с ним. Он всякий раз, наливая, миновал мою посуду. Я готова была заплакать. Наконец, батюшка начал читать молитву Царице Небесной и, всё так же, не глядя на меня, взял из моих рук бутылку, медленно стал наливать в неё воду, медленно вытирал её, а сам на словах молитвы: «подкрепи меня нетерпеливую, унылую, нерадивую» посмотрел на меня и прибавил к ним ещё все те грехи, которые во мне были особенно сильны тогда. А также посмотрел на меня при словах: «не отступай от меня, Матерь Бога моего, за роптание и нетерпение моё». Всё это батюшка говорил медленно, ясно, а я стояла и краснела. Окончив молитву, он отдал в руку бутылку и сказал:

— Ну, ну, Александра, старайся!

Я поцеловала его руку, как икону, и пошла с душой, полной покаяния и горячего желания поскорей исправиться в тех грехах, о которых он молился за меня Царице Небесной.

То была его Царица Небесная — то была его Федоровская, перед которой он так горячо всегда молился за наши грешные души.

Помню, как трудно было молиться за усопших и за болящих! Имён было так много и вычитывалось это так долго, что нужно было напрягать всю волю, сосредоточить всё внимание на эти, казалось, бессмысленные имена. Но один велел, а другой проверял. И вот бывало, когда хоть капельку удастся молитва за усопших или за болящих, посмотришь на батюшку, когда он исповедует на дальнем клиросе, и видишь, кантон смотрит на тебя ободряюще:

— Ну, ну, ещё постарайся.

Замечено, когда человек приходит к старцу, он должен идти с полной верой, доверием к его советам и совершенным отречением своего «я». Он должен принимать всего его. Тогда только бывает польза от старческого совета.

Но если человек приходит к старцу и всячески старается отстаивать свои мысли, свои желания, всячески старается доказать правильность своих убеждений, то он уйдёт от старца без пользы. Его «я» мешает старцу и не даёт благодати действовать на него. Это — своего рода гипноз, но только гипнотизёр действует человеческими силами, а люди Духа Божьего — благодатью, которая в них.