— Я велела принести вас сюда затем… — голос её перешёл на шёпот, — чтобы кое-что сообщить…
Я встрепенулся, с больными так не разговаривают, особенно симпатичные дамы. Она не спешила и выдерживала долгую паузу, словно желала в чем-то убедиться.
— Что именно? — не выдержал я.
— Ваш друг… Он просил меня узнать, как ваши дела. Всё, что вы скажете, я передам ему сегодня же. Это всё.
Она украдкой бросила взгляд на дверь и спросила одними глазами: «Ну?»
Я буквально опешил, до того неожиданными явились для меня ее слова. О чём она? Какой друг? Тольятти? Может быть, но почему он спрашивает о делах? Тара? Неужели он мог так быстро и четко сработать? Впрочем, он, в отличие от меня, сидел в этой тюрьме пять раз. Четыре срока и один оправдательный вердикт. Оправдательные приговоры как раз вошли в моду. Мог знать её давно, могли и свести, связи у него солидные, а ещё должники… Или — бывшая любовница. Баба в соку, чуть младше его. Одна грудь чего стоит! А осанка, ход, голос! Но может быть и «прокладка», менты способны на всё.
Я решил перестраховаться и проверить.
— Вы шутите, Алёна Павловна, — сказал я ей, — какой такой друг? У меня нет здесь друзей, я и о родственниках пошутил, для прикола. Три года прожил в Италии, вы перепутали меня с кем-то.
— Тише. Не забывайте, где вы находитесь, за дверью — контролер, — шикнула она. — Ничего я не перепутала. Ваш друг Вася, если угодно. Он, кстати, предупредил меня, что вы можете отрицать знакомство с ним.
Она быстро сунула руку в карман халата и что-то достала из него.
— Узнаёте? — В руках у Алёны была Тарина оригинальная зажигалка — Владимир Ильич в фуражке. Надавил на козырек и прикуривай. Я тотчас узнал её.
— Молодчина! — выдохнул я в адрес Тары. — Спасибо вам от души, Алёночка! — Говорить Павловна уже было не обязательно.
— Скажите ему, чтобы он выпустил «клиента» немедленно, сегодня же. Подальше от места. Пусть не волнуется, тряски не будет. Запомните?
— Да, у меня прекрасная память. Выпустить «клиента» немедленно, подальше от места, тряски не будет.
— Сколько я здесь пробуду?
— Думаю, дней десять — двенадцать. Я могу продлить лечение, но это рискованно…
— Тогда всё! Остальное — потом, через вас. Сейчас он мне не поможет…
— Нет не всё. — Алена нагнулась ко мне и прошептала на самое ухо: — В вашей камере находится некто Бажурин… Будьте осторожны с ним, он опасен…
— Что?! — не поверил я своим ушам. — Вы уверены в этом?
— Да. Абсолютно и твёрдо, — сказала она. — Я работаю здесь уже восемь лет. Восемь!
— Но-о…
— Всё нормально, больной. Санитары! — Алена встала и открыла дверь настежь.
— Дня через три я вас снова осмотрю. Нужные лекарства родственники уже передали, они у сестёр…
Меня несли в камеру, но мыслями я был ещё в кабинете. Такого приятного сюрприза от Тары я не ожидал. Разумеется, он думал не только обо мне, но и о себе, и всё же… Надо полагать, Алёночка не была обижена и получила за услугу достаточно. Впрочем, не жалко, заслужила сполна, молодец.
О Бажурине я как-то не думал и вспомнил о нем уже на пороге камеры. Ба-жу-рин? Скорее всего, это Абажур, больше некому. Я не обращал внимания на фамилии сокамерников — дурная привычка, да их и не особо называли. Не зона. В тюрьме поверка — по счёту, по головам и никаких карточек, фамилий. Лекарства с надписями брали они, не я. Ну, это ерунда, в конце концов разберёмся, кто есть кто, главное, что я в курсе. Остальное приложится.
Никто из троих не проявил особого интереса к моей персоне, когда меня внесли. «Зачем и куда дёргали?» Каждый был занят своим делом. Либо гад был уверен, что дёргали к врачу и по-настоящему, как сказали санитары, либо осторожничал. Если осторожничал — хуже, значит, опытный, прелый козел, со стажем. Я вспомнил всё, что говорил в присутствии сокамерников за прошедшие дни, и остался доволен — особо ничего лишнего. И ни-ка-ко-го интереса с их стороны, словно сговорились. Одно наблюдение, фиксация. Да, этого пса Бажурина голыми руками не возьмешь, умен. И где доказательства того, что он — «наседка»? В чем? Слова какой-то врачихи? Полументовки? Им нет веры, они не в счет при любом толковище. Я, конечно, ей верю, ей нет смысла мне врать, но… Обвинить человека — легко, обидеть — еще легче. Ба-жу-рин…
Вскоре выяснилось, что такую фамилию носит Абажур, я не ошибся. Да и мудрено было ошибиться.
«Хиляет за каталу, шуршит, почти блатюк! Погоди, ты у меня зашуршишь как мышь, не сорвешься. Взвоешь белугой, если захочу».
Сам я и при желании не мог ему что-то сделать с моей-то ногой, но были еще Сахар и Игнат. Вопрос в том, как его выжить из хаты и под какую причину подвести? Или оставить и не подавать виду, ввести в курс Сахара и Игната, по тихой? Что лучше и как поступить? Лучше, конечно, первое, но как? Он будет все отрицать до последнего и даже станет наседать на меня. Запросто. А как отнесутся к моим словам, обвинениям другие? Такие «объявки» не бросают просто так, за это режут и правильно делают. С другой стороны, я знаю и я обязан действовать. Обязан по жизни и по совести. Обязан! Дилемма… Сколько подобных дилемм было в моей жизни? Пять, десять, сто? Всех не перечесть.
Однажды я играл в карты с одним очень козырным типом. Он только-только пришел этапом со Златоустовской крытой и, как говорится, не чуял под собой ног. Случилось так, что нас видел только один человек, мой знакомый — Пломбир, и то до начала игры. Было лето, на бирже крутилась тьма ментов, и Акула — так дразнили крытника — предложил мне спуститься пониже к реке и засесть в кустах. Дело в том, что менты часто пользовались биноклями, чтобы не бегать зря по огромной бирже с утра до вечера и не бить ноги. Они взбирались на пожарные вышки и часами, словно настоящие охотники, высматривали добычу. Картежников, пьяных, неработающих и прочих. Я согласился на Акулино предложение и как ни в чем не бывало двинул за ним. Речь, конечно, шла об игре «на сразу», то есть о расчете на месте, тотчас, сколько б ты ни проиграл. С собой у меня было рублей сто пятьдесят или чуть больше.
Мы сели играть в густых зарослях рядом с небольшими деревцами и два-три часа бились впустую. Ни он, ни я не лидировали в счете, а лишь слегка «залазили» друг на друга. Залазили и снова давали возможность «откусаться».
Акула был далеко не подарком по игре, прилично натаскался в крытой и кое-что знал. Я отдавал ему должное в этом отношении и, честно говоря, уже подумывал о том, чтобы разойтись по своим и не мучить друг друга. К чему тратить силы в лобовой с достойным и сильным противником, когда на зоне полно лохов и булок! Никаких принципов и личных счетов между нами не было, и в принципе мы могли спокойно разойтись. Могли… Но Акула настаивал на игре и ни в какую не соглашался вставать. Очевидно, его хорошо проинформировали о моей платежеспособности и вообще упакованности и он решил «подхарчеваться» сразу по приезде в зону. Прекрасная мысль, но… Начинать ему надо было не с меня. «Ну что ж, друг, — подумал я тогда, — раз ты так горишь желанием спустить с меня шкуру, попробую её спустить с тебя я».
По моей настоятельной просьбе мы тут же сменили игру, и я начал его глушить «до делов». Ко всему прочему мне в тот день и фартило, в самом деле поперла масть. Это было давно, но я помню все до мельчайших деталей, ибо моя жизнь тогда разминулась со смертью в каких-то сантиметрах друг от друга.
Прошёл ещё час напряжённой игры, и я наконец заимел с него двести рублей. Не так много, но и не так мало, особенно если учесть, что эта сумма должна была лежать в его кармане, а не где-то под камушком в жилзоне. Он молчал и ничего не говорил, а мне не хотелось обижать человека даже легким намеком на наличие лове — есть или нет? Не имел права сомневаться, а тем более спрашивать как какой-то штемпяра и фраер в пенсне.