А Эми? Она родила ребёнка, ребёнка Колта. Маленького мальчика. Если Колт ничего не помнил, помнила ли она? Пришлось ли ей удивиться тому, что она беременна? Задавалась ли она вопросом о том, изнасиловали её или нет?
А Колт, все эти годы он ничего не знал. Не знал, о чём я, чёрт побери, твердила. Потому что не помнил. А теперь он выяснил и это, и то, что где-то живёт его ребёнок.
— О Боже, — прошептала я, и Уилсон придвинулся ещё ближе ко мне. — Боже мой.
Некоторое время я так и сидела, обнимая Уилсона и глядя в стену.
Пришёл папа. Я знала, что это он, но не посмотрела на него.
Потом вошла мама, и я повернулась к ней.
И тогда пришли слёзы.
Уилсон ушёл, и я оказалась в маминых объятьях, слова полились из меня, перемежаясь иканием и покрывая мой язык кислотой. Мама держала меня крепко-крепко, тихонько покачивая и время от времени утешая, говоря «милая», но впервые в жизни мама не могла мне помочь. Слёзы не останавливались, так же, как икота и слова.
— Милая, тебе нужно успокоиться, — прошептала она, но я просто не могла.
Я лишилась прекрасной жизни, которая предназначалась мне. Её отняли у меня, но именно я была виновата в том, что этот разрыв так и не закрылся, и я это знала. Глупая Феб, державшая всё в себе, затаившая обиду.
А что ещё хуже, Колт был где-то там, адски злой, а я знала, каким он может стать, если так разозлится. Все знали. Если он доберётся до Крейга раньше Морри или Салли, остаток его жизни будет таким же мрачным, как у его отца.
— Я позову Дока, — услышала я голос папы. Они знали: если мама не может меня успокоить, значит, я безутешна. И они были правы.
Если бы я могла связно мыслить, я бы удивилась, как быстро прибыл Док. Ещё секунду назад его не было, а в следующий миг папа с мамой подняли меня с дивана, и папа с Доком повели меня по коридору. Они уложили меня на кровать Колта, и я, рыдая, прошептала Доку все тайны, свои и Колта, хотя слишком поздно было рассказывать.
Он что-то вколол мне, и оно быстро подействовало. Док сидел рядом со мной на кровати, пока меня охватывал покой, который он подарил мне с помощью шприца. Он накрыл меня одеялом и убрал волосы с моего лба.
— Как я сказал, — тихо произнес он, — собака умерла. Не следовало её откапывать.
— Да, — пробормотала я в ответ, вокруг меня собиралась успокаивающая тьма. — Собака умерла, Док. Её убил Денни.
После этого я вырубилась.
Я проснулась, лёжа на боку и поджав ноги. Уилсон свернулся клубочком возле моих бёдер.
Я медленно приходила в себя, прислушиваясь к тихим голосам, зная, что я не одна в доме. Слишком много голосов, все они говорили тихо, но я знала, что их не было бы так много и они не разговаривали бы так спокойно, если бы с Колтом случилось что-то плохое.
Я чувствовала, что день клонится к концу. Я некоторое время была в отключке. Но я не встала. Я подняла руку, погладила кота, и он начал мурчать.
У меня был большой опыт общения с животными. Когда мы росли, у нас были и кошки, и собаки. Я давно поняла, что у них есть одна общая черта. Они чувствовали несчастье и не были склонны убегать. Они держались ближе. И чем хуже становилось, тем ближе они прижимались.
Так что я долго лежала в кровати, ни о чём не думая и гладя кота.
Потом я встала, пошла в ванную, умыла лицо и провела щёткой по волосам. Вернувшись в спальню, я подошла к своей сумке и переоделась, сменив форму для йоги, которую надевала утром, на джинсы, ремень и футболку.
Потом я глубоко вдохнула, подошла к кровати, взяла Уилсона на руки и вышла из комнаты.
Ал сидел около барной стойки, Мимс рядом с ним. Воздух наполнял аромат маминого соуса для спагетти, сама она стояла возле кастрюли и помешивала содержимое. Джесси сунула голову в холодильник.
Пока я шла через гостиную, Мимс не спускала с меня глаз. Я повернула голову налево и увидела всех её четверых детей перед телевизором с выключенным звуком.
— Привет, тётя Феб! — крикнул Тайлер.
Я опустила Уилсона на пол, помахала рукой Тайлеру и улыбнулась.
Дети тоже способны чувствовать несчастья, и ответная улыбка Тайлера вышла неуверенной. Этот мальчик любил меня, все дети Мимс любили меня. Потому что я чертовски их баловала и обычно поощряла их проделки, потому что они никогда не были очень уж плохими и потому что Мими и Ал понимали, что у каждого ребёнка должен быть взрослый, которому он мог бы довериться во всём, на случай если жизнь сложится так, что им понадобится это доверие и мудрость, которую может дать только кто-то старший. В этом и состоит прелесть быть бездетной лучшей подругой: ты получаешь всё хорошее, и тебе никогда не приходится иметь дело с плохим, а преданность, которую получаешь в итоге не сравнится ни с какими сокровищами.
— Теперь, раз Феб встала, мы можем сделать телек погромче? — прокричал Джеб, старший сын Мими.
— Тётя Феб, Джеб, — поправила его Мими. Джеб решил, что стал слишком взрослым, чтобы называть меня тётей, а Мимс решила, что не согласна с этим, и очевидно, что эта битва продолжалась до сих пор. — И нет, — закончила Мими.
— Тётя Феб, Джеб. Тётя Феб, Джеб, — затараторила Мэйси, наверняка пытаясь одновременно достать и мать, и брата. Это было её любимое времяпрепровождение, в котором она преуспела.
Мэйси была третьим ребенком Мимс и Ала, долгожданной дочерью. Сначала у них родился Джеб, потом Эммет, а потом Мэйси. Мимс была очень счастлива родить дочку и решила, что удача на её стороне, поэтому нарушила собственное правило насчёт трёх детей (до этого она нарушила собственное правило насчёт двух детей в попытке заполучить девочку) в надежде достичь равновесия полов в доме. Но родился Тайлер.
Однако Мимс всё равно повезло, потому что Мэйси оказалась самой настоящей девочкой, которую только можно пожелать. До такой степени, что несмотря на Ала, Джеба, Эммета и Тайлера, которые были самыми настоящими мальчишками, она всё равно помогала Мимс выровнять баланс в доме. С огромным количеством лака для ногтей, который валялся повсюду, не говоря уже о стикерах с бабочками, прилепленных практически везде, её заколках и резинках для волос с блестящими ленточками, её ручках с блёстками, разбросанных на всех поверхностях, её невидимках с пчёлками и божьими коровками, которые находились то тут, то там. Дом Мимс выглядел так, словно через него пронёсся девчачий торнадо. Старые солдатики и бейсбольные перчатки не имели никаких шансов.
— Заткнись, Мэйз, — огрызнулся Джеб, когда я вошла в кухню.
— Сам заткнись, — ответила Мэйси.
— Нет, ты заткнись.
— Нет, ты заткнись.
Боже милостивый, мы с Морри точно так же спорили, наверное, миллион раз, когда были детьми. Если бы в данный момент моя жизнь не была официально катастрофой, я бы оценила красоту мира, который меняется вокруг так, что ты не можешь ничего контролировать, но при этом остается тем же, что очень ценно.
— Дети, — сказал Ал, и обоим хватило одного этого слова, чтобы замолчать.
Я повернулась к маме, которая всё ещё помешивала соус, но смотрела на меня.
— Где Колт? — спросила я.
— Ты в порядке, солнышко? — спросила она вместо ответа.
Я кивнула и повторила:
— Где Колт?
Она вдохнула через нос и повернулась к соусу, прежде чем ответить:
— Он у Салли.
Что-то не так, она что-то скрывает.
— Мама...
— Девочка, давай я налью тебе что-нибудь, — предложила Джесси, но мама вскинула голову.
— Нет, по крайней мере пока... — Мама подумала и сказала: — Дайте я позвоню Доку и спрошу, можно ли Феб спиртное после этого укола.
— Верно, — пробормотала Джесси, а мама подошла к телефону.
Я обвела всех взглядом и снова сказала:
— Где Колт?
— Он у Салли, милая, — ответила мне Мимс, — как твоя мама и сказала.
Она тоже что-то скрывает.
— Он в порядке? — спросила я.
— Конечно? — спросила в ответ Мимс. Джесси многозначительно глянула на неё, а Ал опустил голову, и я поняла, что она что-то выдала, только не знаю, что именно.