Серая фанера, набитая на бруски, смотрела на нас пятью своими одинаковыми лицами и жаждала стать не серой.
— Сиськи рисовать будем? — спросил я у Вовы.
— Сиськи нельзя, — ответил мудрый дембель, — от них рукоблудие, волосы на ладонях и рассеянное внимание. Будем рисовать высыпания и, немножко, пах.
— Можно женский и бритый?
— Балбесы, — сказала товарищ прапорщик, — все мысли у вас о бабах. Нет бы родине служить! В общем — утром всё должно быть готово, плакаты сделаю сама, дома. Планшеты готовьте.
И ушла. День клонился к закату, вечер обещал быть томным.
Я даже обрадовался. С одной стороны — деды в роте зверели от моей охеревшести всё больше, с другой — у меня вот-вот должен был появиться настоящей тотем, индульгенция от распалаги с её озадачиваниями, обычное солдатское счастье в виде сигарет за уже ожидаемые потребности в татуировках, блокнотах и прочей ерунде, так необходимой на срочке.
И превратить серость фанеры в камуфляж, имея кисти с красками — легче не придумаешь. И…
— Чё радуешься? — спросил Вова. — Тут гуашью не раскрасишь, гуаши не хватит. А просто краски у нас нет. Я ей говорил — надо купить, а она забила.
Я не поверил и пошел проверять. Вова, мудрый в своем опыте службы, оказался прав на сто процентов. Ни зеленой, ни жёлтой, ни коричневой, ни шиша. У нас имелась батарея использованных банок всех цветов, но хотя бы полбанки красной не имелось даже в перспективе. Донца, покрытые тонким засохшим слоем, вот и всё.
— Пиздец, — сконстатировался факт, — и чё делать станем?
— Не ссы в трусы, душара. — Вова закурил, — если есть в кармане пачка сигарет, то не все уж плохо на сегодняшний день.
Он слушал попсу через старенький приёмник, но оказался настоящим рок-н-ролльщиком, волшебником и вообще. У нас имелся растворитель, смекалка и пустые разномастные банки, и, что куда важнее, ничего так себе любовь к эстетике на двоих.
Через час, вооружившись большой кистью и банками, где на донышках лениво перетекали крохи живительного материала, мы стояли на нашей площадке. Полк готовился к ужину, солнце светило и фанера радостно серела перед нами.
Синяя, красная, зеленая, немного черной и чуточку белой, самые крохи жёлтой и кисть, работающая размашистыми взмахами. Кое-как разбавленные остатки красок летели на планшеты неравномерными каплями. Вова махал кистью аки Гарри Поттер в кино через пятилетку, щедро брызгая нашим спасением. Планшеты из скучной серости становились крапчатыми и весёлыми.
— Учись, дух, пока я жив, — сказал Вова закончив. — А теперь сгоняй в столовку за едой. А я работать.
Он упорно рисовал разноцветными ручками какую-то фэнтезийную картину, больше всего напоминающую голых бабу с мужиком а-ля Вальехо, летевших через непонятный коридор в стиле финального босса старой-доброй «Контры». Порой даже казалось, что закончить рисунок к дембелю важнее самого дембеля.
Причём тут замполит? Всё просто.
Мы, как-бы имевшие задание самого комдива, тупо забили на ночной подрыв. Часов в шесть к нам вежливо постучали. В ту дверь, что выходила на площадку над полковым двором, на самом третьем этаже.
Мы открыли.
Замполит, весь в «росе» и берете шагнул в мастерскую, ещё пахнущую подсыхающими произведениями искусства.
— Вы, клуб, совсем охренели, — сказал майор, — зарвались вы пацаны. Полк бегает по тревоге, а вы…
Он пригляделся к Вовиной картинке, нахмурился и закончил:
— А вы тут баб рисуете? Хрен с вами, золотые рыбки. А вот тобой…
Его палец уставился на меня.
— Тобой я займусь.
И ведь не наврал.
Караул с блокнотом
Мой первый караул оказался дивизионным. Мы шли в штаб дивизии и оставались там, стоя по одному у мирно спавшей БМП-1. На кой ляд бэха стояла даже без водителя — так и осталось тайной. Наверное, как памятник и для красоты.
Помначкара оказался Жан и не сказать, что нас оно радовало. Становилось ясно — вряд ли два его друга отправятся на пост вообще, так что служить придется нам двоим. Так и вышло.
Тяга к стволам почти выветрилась в первые сутки настоящего боевого дежурства. Плечи ныли от броника и самого АК, спина жаловалась на подсумок, а стоять в сапогах, чуть прохаживаясь из стороны в сторону, оказалось тем еще удовольствием. Жарило неплохо, радуя отсутствием каски на башке.
Прямо напротив стадиона, со стороны улицы 1 мая, торчала высотка. Всего бы ничего, высотка и высотка, часть-то в городе как-никак, если б не «но». Но заключалось в типовом проекте, когда-то одобренном МинСтроем СССР незадолго до развалы страны… И в точно таком же здании, только не с синей плиткой, а с жёлтой, где два с половиной месяца назад мне было жутко хорошо.