— Здесь становитесь, — сказал Бес и нырнул в офицерскую палатку.
Мы встали.
Дырка пролома за спиной, бетон площадки с грузовиками и БТР-ами, капониры, где торчали первые «бэшки» и виднелся 131 с какой-то хренью в кузове. Серая земля, серые валы из земли, серые траншеи, убегающие куда-то к серым валам.
Три палатки перед нами, слева — сбитая из разномастных досок каптерка, справа — офицерская палатка. Бетон перекрытия над головой и проемы, ведущие куда-то к камышам. Красота, одним словом.
А еще…
Сводная рота 1 БОН только сменилась с караула. Сводная рота, сплошь из тех, кто старше службой, вышла и окружила со всех сторон.
— Духи, — удивился кто-то, — настоящие, пацаны!
— Ты рад, Ким?
— А то, — ответил Ким.
А вот о нём нам было известно. Ким, 2-97, уехал в Даг единственным из своего призыва с нашей второй роты. И сейчас, рассматривая нас своими мудрыми корейскими глазами, Серёга Ким чему-то улыбался.
Почему-то его улыбка мне не понравилась.
Кольцо
На Первомайке нашего первого Дага войны не было. И слава яйцам, иначе навоевали бы так… лучше и не думать. Войны не было, но если забудешь — где ты, так вспомнишь вечером, идя в караул. Когда «через день — на ремень», а ствол не мешает даже спать стоя, пока второй смотрит вокруг, никогда не забудешь.
66 полк оперативный 2 ДОН к осени 98-го мог стать батальоном. Ну, с половиной. Полк держался на призыве осени 96-го и осени 97-го годов. В промежутке, как-то так случилось, никого особо не пригнали. И тут случились мы, весенние духи. А командиры дивизии, явно прозревая будущее, сделали нам ваистену пацанский подгон — КМБ наш занял почти два месяца.
Думаю, мысли-то в военных головах крутились сплошь благие. Не иначе, как должны были дрочить душье редкие старослужащие, оставшиеся в полку и только-только приехавшие из учебки сержанты. Жизнь, как водится, взяла свое и повернулась к нам уж точно не лицом.
Вместо стрельб и работы двойками-тройками, один-восемь, только-только выкакавшие мамкины пирожки, валили лес, строили церковь, работали в садах и полях Кубани, грузили кирпич и делали все остальное, никак не относящееся к боевой учебе. Разве только спецвзвод, набравший желающих стать спецназом и разведкой урабатывался на физо. И все.
На заставу мы приехали впятером. Лёха Ильин, Закиров-Закир, Гафуров-Гафур, Мурашкин и я.
Село Первомайское, минарет мечети, свеже-отстроенные кирпичные дома, ОМОН на блокпосту, вал в стороне Ичкерии и сам ичкерийский пост, хорошо видимый без всякого бинокля. И застава, да…
Старый коровник, палатки, несколько кирпичных строений, ПХД и траншеи, ходы, отдельные ячейки и, конечно же, кольцо. Кольцо — главная траншея, замыкающая оборону самой заставы, с вынесенными постами по краями, между ними и всё такое. На самой верхотуре, закрепленная прямо на бетонных балках, торчала халабуда из досок с крышей, «кукушка». На неё, одиночный пост наблюдателя, полагались два бинокля, обычный и ночной. Обычный еще ничего, работал, от ночника толку не имелось, но кого оно ебё… Интересует?
Первая-вторая-третья роты 1 батальона, шестая от 2-го и сколько-то пацанов с третьего, на своих БМП-1, бэхах. Немного артиллеристов, с двумя СПГ и зэушкой-23-2 в кузове 131-го. Кинолог со спаниелем-сапером, чутка медиков, офицеров, так себе баня и пункт хозяйственного довольствия, ПХД, всё скромное хозяйство заставы. Сколько нас было под рукой майора Беспалова, и. о командира 1 БОНа? Да хрен его знает, товарищ майора, сейчас не вспомнить.
Но нас интересовали не эти факты, а собственная вторая рота, полная дембелей с черпаками и имеющая в активе одного слона, Серегу Кима. Сказка, не служба, что сказать. И, как справедливо заметил кто-то, а, именно старший сержант Кузя, в который сраный раз повторив простую мудрость: вешайтесь, духи.
Но самая фишка оказалась в другом. И «другое» невозможно было убрать в сторону или как-то не замечать. «Другое» называлось старшиной Маланьиным, служившим, мать его, по контракту. И, да, Маланьин очень, крайне и просто жесть как любил обращение «старшина». И точка.
Маланьин, тот самый любитель не случившейся татуировки на плечо, оказался крайне альтернативно одаренным индивидуумом, в том смысле, что интеллектом. Служить он старался как по срочке, с дедами корефанился, духов не считал за людей и все тёр-тёр свою байку как, дескать, служил-то в первую Чечню, да водителем у спецов, так что его самого следовало считать почти спецназовцем. Что там в нем водилось от спеца вопрос спорный, за исключением лихости и дурости, порой случавшимися с любым носившим шеврон с кулаком, автоматом и звездой. Вот этого дерьма в нем случилось по самое не балуй. А командир, пусть и младший, из Маланьина выходил такой же, как из козьей жопы труба.