— А как колоть потом, колуна-то нет…
— Говорил — не умеешь дрова рубить, Художник, аяяяй.
Ким был прав, если знаешь про колун, так точно в теории готов колоть дрова. Колунов не имелось, даже нормальные топоры стали редкостью незадолго до нашего приезда в Даг. Топорищ не наблюдалось, проушины лопались, и оставалось загонять топор кувалдой, вбивая его как клин и не забывать о правильном угле, чтобы в случае чего выбивать железяку обратно.
Сталь брякала о сталь, звонко рассказывая окружающим о чьей-то занятости на ближайший час. На ночь, для обогрева палатки, если работать вдвоем, требовалось минут сто двадцать, порой больше. Если бревна попадались совсем плохие, то куда больше, свилеватое дерево упорно не желало поддаваться напору юных голодных организмов и потихоньку в задней части палатки они собирались в тесную компанию «на потом».
Но даже наколов дрова ты ещё ничего не делал для тепла. Они тупо оставались сырыми, потому требовалось наколоть ещё столько же на следующую ночь и, желательно, еще сто процентов про запас и вдобавок стоило отложить сколько-то для дневной топки на просушку.
Истопников назначали исходя из форменного таланта. Топить стальные буржуйки, сваренные пацанами из РМО как «получилось», выходило не у всех. Пацаны, умеющие колдовать с огнём, частенько не дежурили, отсыпаясь днём и ночью подменяя сержантов-дежурных. Они сидели у самой дверки, поскрипывая ею, подкатив один из чурбанов, не поддавшихся топорам, вычищали золу кочергой из гнутых кроватных прутьев и её же, кочергу, превращали в форсунку, иногда загоняя в печь немного соляры. Соляра имелась в каждой палатке, хотя вело к прямому нарушению пожарной безопасности. Только как растопить печь сырыми дровами, если сухие увели из запаса соседи? То-то же, что никак.
Пили-коли-топи…
С тех давних восемнадцати лет топор и пила пользуются в моих глазах непререкаемым авторитетом. Они делают настоящее тепло, а иметь дома топор, что может ни разу и не пригодится, все же стоит.
А ещё на печках мы сушили хлеб. До корки, превращая его в тосты, называя те гренками. Хлеб, масло, сахар.
До сих пор помню.
Караул
Через день — на ремень. Это про нас, гансов 66 оперативного в 1998–1999. В 2000 стало не через день, в 2000 мы просто жили на войне и всё тут. Но две первые командировки прошли именно так, хотя половина второй оказалась немножко другой. Но про это потом, само собой. Тогда на дворе жарило куда там вашему Египту, календари уверенно показывали май-июнь 99-го, Хасавюртовский район Дагестана родным не стал, но казался привычным, а что касаемо нашей первой войны… То её как бы не было. Ну, вы знаете — «их там нет» и всё такое. Так же и с нападениями на заставы погранвойск последним летом 20 века.
Сколько у вас погибло во вторую командировку? Восемь человек? Хм, надо же, а почему?
А сколько раненых? А медальки за что вешали? Ну, надо же, ничего же не случилось, точно вам говорим.
Да и ладно. Мы-то помним, а это главное.
Первомайка — застава Первомайское. Старый коровник у одноименного села, канала Дзержинского и самой настоящей границей с Чечнёй, чеченской республикой Ичкерия. Ну, и ещё пост омоновцев между нами и сельскими домиками.
Там торчал минарет, с него несколько раз в день голосил муэдзин, в селе жили суровые люди, тогда в основном носящие усы или даже гладко бреющиеся. Ещё в селе имелось море разливанное поддельной конины, она же типа коньяк, немалое количество вусмерть наглых малолеток, любивших подползать ночью к постам и выть по-волчьи. Суровые усатые дагестанцы относились к нам как к детали пейзажа и не более, наш БТР-80, каждое утро катавшийся в сторону Аксая на ИРД, инженерную разведку дорог, был им как трактор. Всё и всем казалось привычным.
Даже ушатанная плёнка, показываемая каждым вновь прибывающим на заставу, превратилась в привычное. Нам, недавним пэтэушникам, технарским и просто обычным восемнадцатилетним малолеткам-отморозкам лихих-девяностых, по первости так не казалось.
На кассете, скучно и даже без огонька, разбирались с нашими. Разбирались бородачи с той стороны невысокого вала, шедшего от чеченского блокпоста куда-то мимо постов. Разбирались ровно как мой дед рубил курей, ну, то есть кур, они же курицы — рукой в рукавице за лапы, башкой на пенёк-колоду, топором по шее, хруп, немного брызнуло и всё — попал кур в ощип и дальше в щи. Спокойно, обыденно и даже скучно.
Также скучно всё действо крутили на экране замурзанной «соньки» через кряхтящий старый видеоплейер.
— Два срочника и контрабас, — кто-то из офицеров ставил на паузу, — удрали в село, ушли в самоход, но в сочинцы не попали. Это ясно, товарищи военнослужащие?