— Так точно, — невпопад сказали мы, духи пополнения и замены, приехавшие на Первомайку менять дембелей призыва 2-96, - всё ясно.
— А, елы-палы, опять не работает, — ругался он и видак крутил кассету дальше.
Мы смотрели, видак трещал, майор курил, зевая и устало потирая красные глаза.
За окном вовсю шумел октябрь 1998-го, года, где навсегда остались последыши нашего детства, взбаломошной и дурной юности девяностых, осколки воспоминаний о добрых сказках, показанных тётей Валей по воскресеньям на Первом канале, дискачи в ДК и клубах, оставшихся от СССР, разбитые морды и сломанные носы на типа стрелках недавних хороших детишек, активно впитывающих новое.
За окном текло время заканчивающегося двадцатого века, где нас угораздило родиться и расти в стране, павшей то ли из-за козней вероятного противника, то ли из-за жадности и глупости наших же сограждан.
За окном штабной палатки, с клапаном, болтающимся от сухого ветра, в какой-то раз за день напевно говорили о времени новой молитвы и краснел кирпич дворов с домами, наглухо разваленных пару лет назад в ходе штурма села. Мы стояли на пороге новой кавказской войны и не знали этого, но старенький замурзанный видак настоятельно доказывал нам именно это.
— Всё рассмотрели? — спросил командир заставы. — В подразделения, шагом марш, вечером заступаете в караул.
Вечером мы стояли на крохотном пятачке бетона перед выходами из палаток нашего первого БОНа. Первый батальон оперативного назначения приехал в командировку, как и полагается — практически в полном составе, тремя ротами, взводами АГС и матобеспечения. А что рота равнялась взводу — в том точно не имелось вины наших офицеров. Они служили, как могли, а мы, как могли, гасились от службы, не подозревая главного — мы служим даже гасясь, мы учимся всему нужному, мы становимся теми, кто им нужнее нужного — бойцами.
— Караул — равняйсь, смирно!
Мы равнялись, смирялись, поправляли броники «кора», подсумки, стволы и каски, поворачивались к дальнему выходу из коровника, идущему в сторону выезда с заставы, ПХД и караулки, и пёрли в ту сторону.
Шестая рота пустела, ожидая нас, сменяющих пацанов с двух палаток перед второй небольшой офицерской. АЗДНщики, пацаны с артиллерийского дивизиона и парни с 3-го батальона, пригнавшие к нам свои БМП, ходили в караул каким-то хитрым макаром и присоединялись к нам позже.
Мы шли, накатывал вечер, а впереди ждала ночь. Длинная, тоскливая и холодная ночь. О какой даже не думалось дома полгода назад.
Постов имелось немало, они шли кольцом вокруг заставы, чаще всего парные, хотя имелись и одиночные. Одиночные никто не любил, на одиночных спать тянуло ещё сильнее. Нас старались натаскать со старослужащими, а им такого не хотелось, потому на посты нас разводили по-разному наплевав на запланированный порядок. Но…
Но так оно, может быть, было даже и лучше. Так приходилось взрослеть быстрее, взрослеть по-настоящему, а не как дома — тупо куря, бухая и типа зная, как поступать с женщинами. Про женщин-то, на самом деле, и к старости не всегда разберёшься, сигареты в армии всё же нужны, а вот выпивать военная жизнь приучила по-разному. Но то не суть.
Караул начинался сразу, как мы приходили. Ведь пацанов, стоящих на постах, требовалось менять.
А завтра они шли менять нас.
Сова с веслом
Сова вполне себе может быть с веслом. Если «весло» — РПК-74, где цевьё и приклад деревянные, ровно как у ППШ и отлично подходят чтоб точно также — взять да уебать супостату. А Сова — просто дед/дембель призыва осени 1996-го года, вот и всё, ларчик просто открывался.
Сова оказался хорошим дедом. Он не сильно выпендривался, в нём хватало какой-то простой человечности, а РПК, передаваемый мне в наследство, содержался выше всяких похвал. Ну, знаете, ровно как женщина, оружие любит уход, чистку и смазку, так вот именно это всё «весло» и получало.
Не помню, как Сову звали по-человечески, да то и не суть. Мы разошлись во взглядах ровно в тот вечер, когда старшина Маланин сделал вид, что он не имеет никакого отношения к тому, что четверо духов куковали черт те где, вместо того, чтобы быть с ротой при «кольце».
Сова посвятил меня во всякие мелочи с нюансами и благодаря ему узнал про небольшого сержанта Кузю немало важного. Кузя был форменным монстром, прятавшимся в человечьем обличье, а отсутствие мускульной массы компенсировал настоящей психопатией, лихо превращаясь в тощего медвежонка-берсерка.
Сова поделился не только правильным способом удерживания «весла» при стрельбе из положения «лёжа», но и рассказал о дедах с первой роты, бывших куда хуже всех имевшихся во второй и третьей, разве что кроме Осипа и его друзей.