Верно — жареный картофан. Можно даже без лука, лишь с солью, хотя, несомненно, с луком куда клёвее.
На том и погорел Егор и кто-то ещё из наших. Погорел, попавшись лично подполковнику Чистякову, командиру дивизиона, артиллеристу до мозга костей, суровому служаке, любителю Устава и человеку, коего между собой АЗДН любовно величал не иначе как «демон».
— Смотрите, бойцы! — каланча в кителе навыпуск нарезала по прямой — туда-сюда, туда-сюда, мимо Егора и еще пары наших. — Думаете, это перед вами залётчики?
Батарея молчала, внимала, сопереживала.
— Нет! — костистый волосатый палец уставился, казалось, на каждого из нас. — Это ответственные бойцы, решившие заняться гигиеной и выведением бэтэров!
Бэтэры, бельевые вши, появлялись в подразделениях в первую неделю выезда, как не старались мы с ними бороться. Жирные, белые, чавкающе лопающиеся между ногтями, если надавить.
— Вот! — Комдив показал всем цинк от пятерки, полный начавшей темнеть картошки. — Смотрите, какие у них вши!
Корнеплоды, аккуратно нарезанные соломкой, усеяли головы и плечи пацанов ровно как аксельбанты с эполетами.
— А вот специальная жидкость, что они, надо думать, взяли в санчасти! — товарищ подполковник потряс полторашкой, густо-вкусно пахнувшей нерафинированным подсолнечным. — Травим? Тра-а-а-авим…
Стирать комок после масла — хуже не придумаешь. Но куда деваться, верно?
Егора даже не отправили на кичу, Егор был лучшим водителем дивизиона и любимцем нашего демона о четырёх больших звездах на бегунках.
А Первомайка? А что, Первомайка, тут тоже случалось смешно из-за камыша.
Старшина Мазур, командир АГСа, как-то загнал весь свой взвод на батальонный сортир, стоявший на задворках. Деревянная халабуда очек на десять, криво-косо сколоченная из чего было, с щелями в палец и свистевшими внутри наглыми сквозняками.
Мазур, невысокий и боевой, сперва отправил весь первый взвод, она же первая рота, за камышом, предусмотрительно задумав нечто грандиозное. И сделал всё, необходимое от него и личного состава.
Через пару часов наш клозет преобразился, украсившись густой плетёнкой камыша. Пушистые концы благородно свисали даже с крыши, а незаметные со стороны дымки от сигарет первоиспытателей доказывали — работа сделана на ять. И всего бы ничего, но…
Но в нашей второй роте служил Священник. Баптист, не пойми как оказавшийся в армии, человек незлобивый, если не сказать безобидный, скромный и вообще.
Кому сам Мазур рассказал о своём культурном шоке — неизвестно, но уже к вечеру следующего дня вся застава ржала от случившегося, а выражение про «в одном конце пернул, в другом сказали, мол, обосрался», приобрела яркий оттенок.
В общем, Мазур, решивший сходить изобразить Цезаря внутри нашего вьетнамо-подобного отхожего места, отправился туда с половинкой какой-то книги серии «Черная кошка» и сигаретами. И, войдя внутрь, услышал крайне подозрительный шелест, неожиданно резко прекратившийся. Любопытство сгубило кошку, и старшина ринулся в дальний угол, углядев испуганного Священника, сидевшего орлом и с листьями камыша в руке.
— Пермяков, — только и смог сказать старшина, — чёртов пещерный ты человек! Ты б ещё камень взял, питекантроп! На!
Читать детектив Священник почему-то не стал, да и вообще — свинтил оттуда быстрее.
Шакальё
— Щас завоют, — сказал Ким и зевнул, — будешь спать, художник, я тебя ушатаю.
Сам 2–7 спать не торопился, хотя зевал — глядишь, лицо треснет, связки растянутся и суставы вывихнутся. Сложно было его не понять, так спать мне не хотелось давно. На КМБ, привыкая жить этой странной жизнью, решительно претендовавшей на ближайшие два года.
— Шас завоют падлы, а Шомпол начнёт в ответ выть, — Ким зевнул, изрекая мудрость, — делать им всем нехер.
— Зачем воют? — я сидел на выходе из поста, небольшого блиндажа, собранного из бревен, досок, битого шифера на крыше и приваленного землёй с дёрном. Дёрн резали ещё летом, меняя старый и за последние месяцы жары, суховея и прочих приятностей — куски нарезанной земли с травой стали жёлто-бурыми, демаскируя должное скрывать.