В общем, следующие две недели на парных постах мне довелось торчать с Кимом. А ночей…
А ночей впереди было ещё очень и очень много. Звездных, туманных, непроглядных и самых обычных.
И, да: никогда и нигде больше не видел такой ночной красоты, как на огромном поле у Знаменского, поле, залитом лунным серебром и, в следующую ночь, с чёрно-бархатным небом, усыпанным искрами-алмазами звёздной россыпи.
Баня, жарка, чуханы и почесуха
Кто-то чешется рядом? Сам не заметишь, как напряжёшься и попытаешься отодвинуться. Не спасёт, не дёргайся, братишка. Тубик, вши, лишаи и прочий макабр лучшие друзья замкнутых скученных коллективов, особенно если есть антисанитария. Имелась ли такая?
А то, мать её за ногу, в рот её конем и свежую коробку пиздюлин распечатать всем лентяям, мамкиным сыночкам-пряничкам и расслабленным телам, не замечающим скатывания в чуханство.
Чухан так себе понятие, что на слух, что по сути. Чуханами, жрущими в одну харю величали всех подряд, подхватывая этот вирус ещё на КМБ. Там же получали от него животворящую прививку в виде замеченных товарищей дедушек, оказавших честь маслоделу с хлеборезом и чуханящие хлебца с чайком после общего приёма пищи. Молодым организмам, ровно как как котятам, нужны силы для игр с ростом. На казённом кондёре их особо не наберёшь, разве что жрать сечку, перемеживая её физухой с тяжестями. Старый рецепт, по нему доводили до готовности здоровущих гладиаторов Древнего Рима, чередуя правильные нагрузки и разваренные зерновые с маслом, салом и прочими гастро-изысками.
Настоящая чуханина начала вылезать в Красе, в ППД, пункте постоянной дислокации. Её имелось мало, так, кто-то подшиву поленился стирануть и таскает на шее кусок чёрной простыни, кто-то ноги перед отбоем мыть не особо желает, бо детского мыла нет, а хозяйственным по сроку службы не положено, носки ж с берцев ног не портят, не то, что душьё с их портянками. Хуже приходилось затюканным духам, имеющим проблемы с щетиной, не успел утрецом выровнять морду лица, попался шакалам, немедленно разъебавшим сержантов со старослужащим, так получи фашист гранату…
Мы все видели распухше-малиновое лицо «молодых» РМОшников, натурально выглаженных вафельным полотенцем.
Всё это, как выяснилось, оказалось сущей хренью, пасовавшей перед ожидающей реальностью ровно наши игроки в ногомяч перед любой нормальной сборной. Дагестан, поприветствовавший нас неожиданной дневной жарой и ночными заморозками, подмигнул и попросил подержать его пиво.
— Вот они, ходы, — сказала наша санинструктор и посветила фонариком мне на грудь, — не, не видишь? И где ты её подхватил?
— Кого?
— Лихорадку северного Нила, боец! — товарищ санинструктор сурово нахмурилась. — Чесотку, блядь!
Ответа не имелось, крыть оказалось нечем. Белая пованивающая мазь, полученная от милостей медпункта и обжигающе-презрительный взгляд второй медичики, божественной Марины с её припухлыми губами прямо-таки убили во мне мужчину недели на две-три.
— Фу, бля, чем воняет?! — возмутился товарищ сержант Кузя, дохаживающий по распалаге последнюю неделю. — Духи, чем воняет?
Пришлось прояснить ситуацию и от ярости со злобой старослужащих, озверевших в мгновения ока, спас только их страх перед страшным заболеванием. Ещё бы — тут домой пора лыжи мазать, а душьё чешется ровно блохастый кот.
— Понавезли говно, — орали деды, — чуханы ебаные, не успели приехать, натащили хуйни всякой!
Их ошибка крылась в неверной оценке. Чесотку притащил их же сослуживец, настоящий чухан, в качестве дембельского подарка спиздивший мою портупею-резинку и оставивший ремень с пряжкой, настоящую «деревяшку» времён развала СССР. Узнали мы об этом только в Красе, где тощее чмо за неполные две суток заразило половину оставшейся второй роты.
А потом, вместе с бушлатами, выданными из каптёрок, где те лежали вперемежку со старыми шерстяными шинелями, к нам пришли их милости бэтэры, бельевые вши, пришли и задержались до самого Краснодара.
Мы выводили их специальным раствором, промазывая швы одежды, убивая гнид.
Мы отдавали белку и комки с бушлатами парням-химикам, параллельно кочегарившим баню и вошебойку.
Мы скоммуниздили где-то утюг и прожаривали одежду им, пока тот не сгорел от непосильного труда на благо Родины.
Мы пользовались раскалённым металлом двух наших печек, обжигая пальцы с коленями, стараясь расслышать лёгкие щелчки от умирающих насекомых.
Всё оказалось зря, бэтэры были сильнее, а посадить всё подразделение в карантин, развалить караулку на части и сжечь нары прямо там — почему-то не вышло. Почему?