Стрипуха, афганские «розы», появилась у нас ближе к зиме. Мы поддавались ей с неохотой, наша санинструктор умела делать оргвыводы и доносить точку зрения отцам-командирам. Осмотры стали чаще, одновременно выявив никак не желающих пропадать вшей. С полка везли сладковато-мерзко жидкую дрянь, воняющую какой-то химией напополам с трупниной и настоятельно рекомендовали мазать швы. Мы мазали, вши возвращались с каждым караулом, нары то никто не менял.
Перед новым годом на плече вскочила жёсткая больная шишка. Она вздулась реактивно и напоминала вулкан, желающий взорваться магмой. День думал, второй откровенно трусил, на третий пошёл в караул и зарёкся не ходить в санчасть, если надо. Осталось дождаться смены и следующего утра, хотя рука явно желала оказаться под скальпелем раньше. И…
Фурункул прорвало на построении у палаток батальона. Горячее потекло по локтю, разом густо намочив рукав белки. Дырка зажила за неделю, пропав из жизни, а урок остался на всю жизнь.
А, да — что там случилось с Шомполом? Марина, наверное, наорала, а вот Людмила помогла, может, даже штопала Максу моську, не помню. Глаз не задело, это вот важно, а шрам… Все знают — шрамы мужиков только красят.
Самый мрак начался сразу по увольнению и такой подлости не ждал даже я.
Но это настоящий хоррор и сплаттерпанк, ну его к монахам.
Портупея и ремень
Полная портупея — комплект ремней, подсумков, карманов и кармашков с кобурами.
Сперва на портупеях таскали всякие острые ковырялки вроде сабель со шпагами, а усатые красавцы-гусары ещё умудрились добавить выпендрёжную сумку-ташку. А потом до портупеи, серьёзно-вдумчиво, как и во всём, добрались гордые бритты.
Практичные и воюющие всю свою историю англичашки ввели её офицерам из-за изменений бурской войны. Они тогда вообще много ввели, от защитной формы и до широкого применения пулемётов, бронепоезда и джентльменские нарушения правил войны против не-джентльменов. Ну, то есть расстрел заложников и отсутствие стыда за такие вещи. Это когда Ермолов такими вещами занимался на Кавказе — фу-фу-фу и некрасиво, а самим большим белым бванам такое можно везде, всегда и за милу душу.
В войсках портупеей называют широкий удобный ремень с двумя рядами дырок для затягивания. Сейчас они чаще всего просто ремни из разных видов ткани, от обычного нейлона до какой-нибудь супер-пупер-тактической кордуры. Тогда, в святые, лихие, дикие и нищие девяностые, портупеи имелись двух видов — офицерско-кожаные и резиново-солдатские.
Первые, как наследство СССР, порой попадались на глаза со звёздами, красивыми стежками по всей длине, с тренчиками и узорами. Наши были куда проще, практичнее и, порой, недолговечнее, ссыхаясь, морщась, трескаясь и вообще. Вот только главное тут оказывалось практичнее и удобнее, оставляя старому доброму солдатскому кожаному ремню лишь два плюса: кожу материала и здоровенную латунную бляху. Ремень смазывался кремом после бритья, полировался и доводился до глянца, отдающего красным оттенком. Бляху, с самой собой звездой, не просто полировали, а превращали в зеркальное сияние не только пастой ГОИ да куском шерстяного одеяла, но и кончиком обычной иглы.
Плюсы часто убивались самым простым способом — выдачей рядовому солдату эрзац-деревяшек со стальными, крашеными в хаки, пряжками. Деревяшка она и в Африке деревяшка, в негодность приходила быстро.
— Ты куда портупею проебал, боец? — совершенно не ласково поинтересовался у меня старшина, рассматривая коричнево-чёрное уёбище, красующееся поверх моего бушлата. — Где, спрашиваю, твоя чёрная портупея с пятнышками от краски, что ты, дебила кусок, никак не можешь оттереть? Как ты у меня будешь с пулемётом бегать, а, техасский рейнджер, бля?!
— А её дембель спиздил, — хмыкнул Ефимов-Филиппчик, или Филиппов-Ефимчик, вовсю ощущавший себя за самого старшего, — и уволился.
— В рот мне ноги, етит твою налево, охуярок… — старшина пожал плечами, — ну, проебал, так проебал, сам и разбирайся теперь.
Всю правоту старшины понял почти сразу же, через пару часов. Первомайку подняли в «кольцо».
— Кольцо! Кольцо, блядь!
Нас не тренировали, тренировать нужно нормально отдыхающих, питающихся и понимающих результат профессионалов. Мы пока были обычными духами, вечно голодными, с мешками от усталости, с локтями и коленками грязными от стенок траншей и руками в занозах с царапинами от свилеватых брёвен, поленьев и чурок. Потому нас дрочили, дрочили до нужной кондиции, до автоматизма времён пруссаков Фридриха Второго.
— Солдат есть автомат, к ружью приставленный…