— Тэ!
Спецвзвод, помните же? Спецвзвод делил нас на два лагеря.
В одном оставалась большая часть тоще-лысых пацанов, приехавших на КМБ со всех уголков страны, пацанов, превратившихся в сержантов с рядовыми, пехоту-гансов, артиллеристов с трубами и плитами, связистов, рмошников, кинологов в частности и саперов в целом, химиков, мазуту и остальных. Служба даже пехотинцев распилила на обычных, АГС и третий батальон, стоявший в неведомом Казазово. Там же, в Адыгее, находилась разведрота, переехавшая в Крас перед второй чеченской, сперва заняв место спецназа, укатившего в Армавир ещё в девяносто восьмом, а потом вообще перебравшись в распалаги, где обитал первый БОН.
Разведка относилась ко второй половине, вернее, второй малой части призывников-срочников, решивших стать круче варёных яиц и отправившихся добывать себе зелёный берет, тату-наколку с летучей мышью и такой же, сине-жёлто-черный шеврон.
— Разведке — тэ!
— Идут, вон, пацаны.
Разведка шла с комполка ровно лейб-гвардии Преображенский полк или там Конвой ЕИВ, сопровождая, охраняя и вообще. Дембеля 2-96 первой роты, ярые, дюжие и жесточайше-ненавидящие спецов смотрели на них точно волки стаи Маугли на рыжих псов из Дананга. Шан Цунг прочно вошёл в нашу культурную жизни и в воздухе само собой назревало:
— Летс мортал комбат бегин!
Мы поели и пошли обратно в караулку, светлеющую брезентом, пропылившимся за три солнечных дня. Комполка нагрянул как всегда нежданно-ожидаемо, гороховый суп оказался густым и вкусным, в сечке вместо кильки плавала тушёнка, а хлеб чекрыжили даже на троих. Стоило ожидать на ужин пустоту и секили, честное слово, за-ради равновесия вселенной.
Комполка с комзаставы прыгали по линии траншей, рядом мелькали спецкамуфляжи разведосов, прикрывающих нашего бравого майора, командовавшего 66-ым бронекопытно-оперативным.
Левон, самый суровый оставшийся сержант-дембель, следил за разведкой и, судя по количеству сплёвываний, матюгов и потиранию запястьев с кулаками, готовился применить основной принцип настоящих ковбоев «Человека с бульвара капуцинов»:
— Настоящему мужчине всегда есть что сказать…
Наблюдать за офицерами и прапорщиками, ринувшимися в палатку столовой, через полчаса заходившую ходуном и наполнившую нашу тишину матом, ором, треском и боевыми кличами, оказалось настоящим удовольствием.
Мало кто понимал всю глупость этой ерунды, и, надо полагать, ещё более довольными оказались наши бородатые соседи с блокпоста под зелено-бело-красным флагом. А как ещё, если твои враги лупят друг друга без твоего участия, верно?
Дзен, лопата, будущее
Она проста как три рубля и тем гениальна. Наша штыковая лопата, немного отличающаяся от мировых стандартов лопатной красоты, но тем и прекрасная. С шишечкой-кругляшом на конце черена или без неё, не суть. Служил в армии — знаком с этой лапушкой, к гадалке не ходи.
Мы рыли ровно трактора, рыли отсюда и до обеда, оттуда и до заката, брали больше, кидали дальше и косились на ломы, идущие в ход, когда камни переставали сдаваться. Кирки тогда имелись в орудийных ящиках артиллеристов, но они особо о том не распространялись, пользуя для собственных нужд.
Всякие фортификационные изыски, навроде окопа для стрельбы стоя с лошади, нас не озадачивали. Командиры полка отличались чернущим юмором, но не садизмом и вполне понимали — как правильно организовывать всякие там сапёрные работы по углублению, расширению и удлинению всей системы траншей, окопов, ходов сообщений, ячеек, блиндажей и прочих КНП.
Потому мы не рыли разве что последние пару недель первого Дага, окопавшись ровно кроты, трубкозубы или ещё какие барсуки.
— Спину не чувствую, — ворчал Федос, вроде как крепкий станичный хлопец, должный показывать пример, — да сколько ещё копать-то?!
— Растащило, сынок? — поинтересовался мягко подошедший старшина Мазур. — Рой, учись, война начнётся, спасибо скажешь.
— Какая война, товарищ старшина? — спросил Священник. — Мир же.
— Какая? — Мазур закурил, прищурившись на КПП нохчей, зеленеющий флагом с белой полосой и волком. — Обычная, Пермяков, где стреляют, убивают и все хотят добраться именно до тебя. Научишься копать — спасибо скажешь. Манасып, ты чего расслабился, э?
Я не расслабился, я дымил, наслаждаясь кисло-вонючей мятой приминой из Ельца. Внутри полувысыпавшейся канцерогенной палочки потрескивало разлетающимися брёвнами и прочей нечистью, вряд ли имевшей отношение к семейству паслёновых. Хотя, кто тогда знал о соусах и непонятной субстанции вместо хотя бы такой же начинки и всего лет через пятнадцать?