Но речь то про армию и ложки, само собой. И про глупости, дурости да шизанутости замкнутого кастового сообщества вообще и армейской дедовщины девяностых в отдельном порядке.
Дедовщина в армии приставуча и естественна, ровно плесень в сыром погребе. Порой она лучше уставных отношений, но чаще всего наоборот, ведь её границы устанавливаются не законами, а понятиями. Чем дальше страна отходила от советского наследия, тем глубже становились традиции идиотизма среди молодых организмов, согнанных в кучу ради выполнения планов, выставляемых Министерством Обороны. И ложки, казалось бы — как такое возможно… Ложки имели определённый вес в понятиях, порождённых дурными традициями, бездельем, вседозволенностью с безнаказанностью, зоновским влиянием и прочей туповатой шнягой, варившейся в наших головах в девяностые в целом и в армейке в частности.
Алюминий не котировался, алюминий гнулся и лопался, а единственное, на что он годился, становилась несущая конструкция машинки для наколок. Отламывается само весло, загибается посерёдке на 90 градусов, к широкой части изолентой приматывается моторчик от плейера, узкая украшается пустым корпусом шариковой ручки, куда вставляется заточенная стальная струна или вытянутый стальной волосок телефонного провода. Всё держится на соплях, но работает на ять, украшая товарищей военнослужащих такими полезными морально и вредными физически татухами-самопалками. Думаете, глупость?
Нам всем везло, гепатит обходил нас стороной, сифилитиков не встречалось, а совесть не позволяла многим кольщикам пользоваться одной и той же струной для нескольких. Почему не имелось сепсиса от самих типа красок, в виде геля из ручек, концентрата туши, уведённого из штабной канцелярии или, того хуже, поганой жжёнки? Никто не знает.
А, да — жжёнка тут не сахар, превращённый в горелую карамель, а копоть с подпаленного сапожного каблука, собранная на стекло или зеркало и потом, соскобленная лезвием, разбодяженная до пастообразного состояния. Бодяжили, в основном, спиртом или одеколоном, но самые натуральные посконно-лыковые патриоты традиционных партаков так и стремились сыкнуть в баночку. Порой приходилось останавливать их добрым словом и непризрачным пиздюлём, хотя все старались обойтись без крайностей.
И, само собой же, частенько анестезией становилась… ложка, ёптыть. Ложкой отбивался необходимый кусок тела, жаждущий татуирования. Но, если уж честно, эдакий мазохизм ничего особо не давал, так, одна придурь.
Если же дело внутри взвода, рота, батареи доходило до выяснения: а что это тебя, мил-человек, видали у замполита в гостях, не стукачок ли ты часом, братишечка?! То…
Вуаля, на Божий свет являлась подружка-ложка, желательно с ручкой потоньше, аккуратно вставленной между пальцев подозреваемого, пальцы зажимались ласковыми ладошками старших товарищей, ложка проворачивалась и…
Подобные вещи прямо проходили по определению «причинение вреда разной степени тяжести» и более чёткого «пытка», а откуда они взялись в среде ребятишек, росших на «Простоквашино», Леопольде и звёздочек с ликом Ильича — Бог весть…
Что же касается природы появления стального черпалова для жранины, носимого юными военными организмами во внутренних карманах кителя, то их ещё стоило отыскать. Понятное дело, проще всего было отправиться в магаз и купить, но… Поди-ка выберись посредь бела дня из части без увольнительной, а кто её особо видел в шестьдесят шестом оперативном помимо самохода? То-то же, что мало кто, если не имелось магарыча, проставленного кому требовалось. Да и магарыч, так-то, не особо падал нам в руки, угу.
Стальные ложки находились нами самыми немыслимыми способами и терялись ещё более неосознанно, порой в результате самой настоящей диверсионной операции, проведённой кем-то из своих. На кой ляд? О-о-о, тут всё просто и дело в тех же самых глупых понтах, родивших обычай украшать себя подкожной синей росписью со смыслом да значением.
Берётся обычная ложка из нержавейки. Зубилом отрубается сам черпачок, ручка улетает в сторону кладбища скоммунизженно-брошенных вёсел, а её огрызок стачивается напильником, чтоб не торчал, как краешек сломанного коренного зуба. Оставшаяся выпуклая ёмкость, более никогда не знающая каши, пустых консервированных щей или бигуса, аккуратно плющится кувалдой с тисками, превращаясь в неровный металлический овал.