Выбрать главу

— Держи!

Кинолог насыпал мне в руку что-то вроде бабушкиных сушеных яблок. Она раскладывала ровно нарезанные дольки на гараже и те вялились в ожидании осени с зимой. Вот и тут в ладони лежали именно они.

— Сушки?

— Ну да, — пожал он плечами, — сухофрукты. Во, это груша.

Груши в сушеном виде оказались очень вкусными.

Сурки

— Стой, кто идёт?!

— Я тебе щас так всеку!

Говорят, мол, сурки жирные, но вкусные. Ещё говорят, а говорил мне Шамиль, а Шамиль, как всякий вайнах с севера киргиз-кайсацких степей есть практически энциклопедия, так вот — говорят, типа, вредно жрать сурчину, бо заразу поймаешь.

Как бы ни было, сурков мы не жрали. Мы сами стали как сурки, вернее, как тот самый Билл, мать его, Мюррей из фильма про день сурка. Точно вам говорю, так и было. Во всяком случае на Первомайке уж точно, в Аксае… да и в Аксае, если подумать, смахивало на то же самое.

Через день на ремень, ничего необычного, привычно стало скоро, недели черед две. Через месяц сходить в караул казалось чем-то незыблемым, настоящим и немножко приятным. Стокгольмский синдром, чего уж, рефлекс, ровно у собаки Павлова, сам не заметишь, как втянешься и не сможешь представлять себя любимого без смен в три часа через три, где три отдыха на деле от силы два, а порой и того меньше.

Самая обычная врытая палатка на сорок рыл. Две печки, закрытый второй вход, кровать для начкара и нары, буквой «п» с пятачком между ними. За палаткой навалены кривые, сучковатые, свилеватые и просто каменно-твёрдые полубрёвна, пни, сучья и прочие останки относительно нормального топлива. Нормальное разбирали на ТГ, на заставы везли что потолще, потяжелее и позаёбистее. Нормально, чё.

— Смена идёт, — зевал Ким, — задрочился я чёто, слышь, Художник?

А кто не задрочился? День за днём, одно и то же, как бы не старался изменить хотя бы что-то. А как изменить, если ты срочник и на дворе год тысяча девятьсот девяносто восьмой от Рождества Христова, вокруг осенний Дагестан, по утрам слушаешь муэдзина, а прямо напротив углового поста всегда на глазах ветер мотыляет чеченский флаг? То-то, что никак, главное не свихнуться и спокойно служить, служить, там, глядишь. Время быстрее пойдёт, сменят, пожрать и чаю, лучше всего чаю горячего, с сахаром, котелка два и…

— Опять заснул, — Ким скалил редкие зубы, — ща я тебе что-то сломаю.

Ничего Ким мне так и не сломал, хотя разговоров-то было. И, да, «слон» был совершенно прав — я снова заснул.

Сняться с поста, добраться до палатки, проверка стволов, патронов с магазинами, собраться и марш-марш в расположение, в ту же самую палатку, только ротную. Дойти до КХО, поставить «весло», повесить подсумки на пирамиде, патроны-то никто не сдаёт всегда в магазинах, раз в неделю чистка. А теперь…

— Ким, дрова заканчиваются.

— Эй, один, сюда подошёл.

— Художник, сходи к Славе в третью роту, звал.

— Э, тела, почему в столовую не идёте?

— Вы чё, духи, подставить нас решили?! Строиться с котелками!

На улице сумерки, обратно пойдём с несколькими лампочками между палаток, дело не в светомаскировке, а в рациональности, на кой ляд солдатам много света?!

— Строем идём!

— Ты ещё песню их заставь спеть, Серик!

— Хули ты меня дрочишь, сейчас споём!

— Э-э-э, спокойно идём, взвод, кто запоёт — качаться будет вечером.

Нас потихоньку становилось больше, хотя на роту мы никак не тянули. Развесёлых сержантов оставалось также четверо, Ким торчал посерёдке, а у нас царили разброд с шатанием, потому мы пёрли стадом, не стаей.

— Килька?

— Хуилька, сынок, радуйся, что она есть.

— И сечка?

— Хуечка, блядь.

— Радуюсь, товарищ старшина.

День Сурка царил повсюду, запашисто отдавая каким-то прогорклым маслом с помидорами и чуть припущенной килькой. Нормально, жрать можно, особенно с караула, особенно когда впереди ещё дрова или что-то там новое.

— О, художник, здорово. Мне тут надо…

Шеврон с конем в блокнот. Патрон с колючкой как эскиз наколки. Цветы красной ручкой какой-то мадам, судя по всему из конченых дур, раз в конце двадцатого века ей требовалось письмо с нарисованными розами.

Бля, каждый день одно и то же.

Знаете же уже, да?

— Манасыпов!

— Я, трщ капитан.

— Завтра утром в штаб, надо стенгазету рисовать.