— Наша судьба в наших руках… Надо всех врагов прогнать, а сделать это нелегко, биться надо отважно. У них пушки, и пулеметы, и вон какие птицы, — он показал глазами на разбитый самолет, — только этого бояться не следует. У нас сила тоже есть…
Текла беседа. Кремень неторопливо растолковывал партизанам правду, за которую он страдал и бедствовал много лет. Люди, затаив дыхание, внимательно слушали; дымились зажатые в зубах самокрутки.
Петро Чорногуз сидел поодаль. Теплый вечер, тихий шелест ветра в кустах, ровный плеск воды навевали на него дремоту. Петру мерещились Алешки. Холмы сыпучего песка заслоняли голубой горизонт… Неслышно подкрадывалась ночь.
«Разбить бы скорее оккупантов, да и зажить мирно на своей земле», — думал он.
Как будто отгадывая мысли Петра, Кремень говорил партизанам:
— Надо очистить страну от незваных гостей, да и своих мироедов повытрусить, тогда и жизнь новая настанет. Товарищ Ленин нам дорогу к победе указывает, зовет нас вперед, под его руку встают рабочие и крестьянские полки. Русский народ нам помогает, сообща разгромим врага.
Петро прислушался. Подумал: «Фамилия у начальника хороша, настоящий кремень».
Ночью, ложась спать — спал он в одной хате с командиром, — Петро спросил его как бы невзначай:
— Ты что, бывал здесь, что ли? Все тебе знакомо, словно на родине?
— Я везде бывал, — уклонился от ответа Кремень. — Мне и Волга край родной, и тайга сибирская.
Петро, помолчав, сказал:
— Не довелось побывать там. Я больше море люблю… Море и степь, — задумчиво добавил он.
Кремень не ответил, но он не спал. Петро слышал, как ворочался командир на жестком матраце.
За перегородкой плакал ребенок. Глубокий и низкий голос женщины убаюкивал его. Женщину, верно, клонило ко сну. Слова нехитрой ее песни переходили в бормотание.
— И мне когда-то так мать пела, — грустно сказал Петро.
— В нашей жизни одна утеха была — песня, — отозвался Кремень.
— Ты бы рассказал о себе, — попросил Петро. — Скупой ты, начальник, на слова. И фамилия твоя такая.
— Некогда, Петро! Когда-нибудь расскажу. А фамилия моя. — не фамилия, а прозвище, в ссылке я его получил!
Ребенок за стеною умолк. Наступила тишина.
Утром Кремень сидел за столом, задумчиво просматривая списки бойцов будущей дивизии. У раскрытого окна остановился всадник. Наклонившись, он заглянул в хату.
— Товарищ Кремень, фронтовики идут! Сила! И пешие, и конные. Не сочтешь!
Всадник радостно осклабился… Кремень вышел из хаты. Действительно, по степному тракту и Лоцманскому хутору ровными рядами шли конные части.
Ян Матейка подошел к начальнику.
— Теперь начнем, — уверенно сказал он, потирая большие руки.
Кремень вернулся в хату. Новоприбывших встречали Матейка и Чорногуз.
Командир чутко прислушивался к тому, что происходило за окном. Вошли Матейка и Чорногуз, за ним — командир фронтовиков. Он приложил пальцы к кубанке и крепко пожал протянутую руку командира.
— Садитесь! — пригласил Кремень. — Мы заждались.
Петро стоял около новоприбывшего и разводил руками.
— Товарищ Кремень. Нет, ты только послушай!.. Кого я встретил! Как в сказке!..
— Погоди! — оборвал его Кремень. — Дай с человеком поговорить!
Командир отряда снял кубанку, расчесал пятерней русые, слипшиеся от пота волосы. На лице его пятнами лежала пыль. -
— Жарко, — сказал он, устало улыбаясь.
— Докладывайте, — приказал Кремень, — скоро отдохнете.
— Привел я триста сабель конницы, четыреста штыков и одну батарею. Часть формировалась в Лозовой. Прибыл по приказу Реввоенсовета Республики.
— А фамилия ваша, разрешите узнать? — спросил Кремень, зорко вглядываясь в молодое утомленное лицо.
— Высокос, товарищ начальник.
— Как вы сказали? — переспросил Кремень, поднимаясь.
— Высокос, — повторил фронтовик.
— Имя, отчество?
— Марко Омельянович.
Кремень порывисто вышел из-за стола, и, покоряясь неведомому чувству, встал с места Марко.
— Марко! — тихо проговорил Кремень, протягивая к нему руки. — Сынок!
— Отец!.. — прошептал тот. — Как же это?
Петро замер у окна, влажными глазами глядя на отца и сына. А они стояли, крепко обнявшись: один — седоволосый, широкоплечий, другой — молодой и стройный. Оба были почти одного роста. Стояли безмолвно, не находя слов.
Где-то ржали лошади. За окном ветер рвал в клочья мохнатые тучи. В камышах кричал перепел.
Огибая песчаные берега. Лоцманского хутора медленно катил пенистые волны в опаловую даль необозримого лимана полноводный Днепр.