- По рыцарскому уставу, - сказали мне, - этого довольно. - И я был радешенек, что счастливо отделался.
Вслед за этим не менее семи всадников из числа приглашенных джентльменов, все в боевых доспехах, а также нанятые циркачи выехали на арену, и барон всех их превосходил в ловкости.
- Как прелестно скачет наш милый барон! - сказала моя жена, которая не сводила с него нежного взора, умильно ему улыбалась и махала платочком.
- Послушай, Сэм, - сказал один из наемных своему товарищу, после того как они, исполнив номер, встали подле беседки Джемми (как она величала навес). - Лопни мои глаза, если вон тот субчик в доспехах не из наших.
От такого замечания Джемми и вовсе растаяла. Что и говорить, барон выбрал самый верный путь к руке Джемаймы Энн, начав ухаживать за ее матушкой.
В первом круге барон был объявлен победителем, и Джемми вручила ему приз, - надев на его копье венок из белых роз. Он принял его, склоняясь в изящном поклоне, все ниже и ниже, покуда перья шлема не запутались в гриве коня, помаленьку пятившегося к противоположному краю арены, но тогда барон пустил его галопом к тому месту, где сидела Джемайма Энн, и попросил мою дочь надеть венок ему на шлем. Бедняжка, вся зардевшись, выполнила его просьбу. Раздались громовые рукоплескания публики, но тут к барону подскакал Хламсброд, положил ему руку на плечо и что-то шепнул на ухо, после чего барон ужасно рассердился, потому что сразу отпихнул Хламсброда. "Chacun pour soi, - ответил он, - мсье де Ламсбро", - что, как мне пояснили, означает: "Каждый за себя", - и с этим помчался прочь, на скаку подбрасывая и ловя копье и заставляя своего коня выделывать прыжки да разные фортели, к всеобщему восторгу зрителей.
А потом начался самый турнир. Барон и Хламсброд выходили на бой с другими рыцарями, и каждый сшиб наземь по паре, после чего трое оставшихся отказались сражаться, ну и мы все, понятно же, всласть над ними посмеялись.
- А уж теперь наш черед, мистер Шико! - сказал Хламсброд и погрозил барону кулаком. - Берегись, гнусный фигляр, клянусь Юпитером, я тебе покажу!
Мы так и ахнули, и не успела Джемми или кто-либо из нас вымолвить хоть слово, как оба приятеля ринулись в бой с копьями наперевес, готовые прикончить друг друга. Напрасны были вопли Джемми. Напрасно я кинул наземь свой жезл. Не успел я и рта раскрыть, а противники уже сломали свои палки и кинулись друг на друга с новыми. В первом бою барону крепко досталось, Хламсброд едва не выбил его из седла.
- Смотри, Шико! - гремел Хламсброд. - Теперь береги башку!
В следующем бою оба и впрямь все время норовили угодить друг другу по голове. Копье Хламсброда попало в цель - сшибло баронов шлем вместе с перьями и венком из роз. Однако бросок его сиятельства пришелся еще точнее копье стукнуло Хламсброда по шее, и тот камнем свалился наземь.
- Он победил! Он победил! - вскричала Джемми, махая платочком; Джемайма Энн упала в обморок, леди Бланш завопила, а мне стало так худо, что я едва устоял на ногах. Все зрители волновались, кричали, только сам барон сохранял полное спокойствие, отвесил изящный поклон и, глядя на Джемми, поднес к губам свою руку. И тут вдруг откуда ни возьмись какой-то иудейского вида незнакомец перепрыгивает через барьер и в сопровождении еще троих бросается к барону.
- Стань у ворот, Боб! - кричит он. - Барон, я арестую вас по иску Сэмюела Левисона за...
Но он так и не успел сказать за что. Выкрикнув: "А!" и "Saprrrristi!" и еще что-то непонятное, его сиятельство обнажил меч, пришпорил коня, перемахнул через бейлифа и был таков. Мистер Стабз, помощник бейлифа, убрался с дороги, потому что барон пригрозил, что проткнет его копьем. А когда мы подхватили бейлифа и привели в чувство с помощью глотка бренди, он нам все рассказал.
- У меня бумага на его арешт, миштер Кокш, но я не хотел портить вам удовольштвие, да и ужнал я его, только когда с него шбили шлем!
. . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вот так история!
Сентябрь. За бортом и на крюке
Хвалиться нашим турниром в Таггериджвиле нам было не резон, а все ж он удался куда лучше, чем праздник у Килблейзов, на котором бедняга лорд Гейдуйдерри расхаживал в черном бархатном халате, а император Наплевон Бонапарт появился в рыцарских доспехах и в шелковых чулках, вроде как у друга мистера Пелла из Пиквика.
Мы-то хоть, нанявши актеров из Антитеатра Астли, поразвлеклись за свои денежки.
От барона мы не получали ни весточки, после того как он показал себя столь прекрасным наездником, а потом сшиб бейлифа мистера Цаппа (поделом ему!) и его помощника мистера Стабза, которые хотели его арестовать. Моя душенька Джемми после исчезновения барона пребывала в скверном расположении духа, а это, скажу вам, весьма печальное зрелище. В такие дни ей ничего не стоит закатить пощечину Джемайме Энн или швырнуть блюдо с тартинками в мою горемычную особу.
Как я уже сказал, моя Джемми все время хандрила, но однажды (помнится, после визита капитана Хиггинса, который обмолвился, что видел барона в Булони) она объявила, что единственное для нее спасение - это перемена климата и что она помрет, если не поедет на побережье Франции. Я понимал, к чему она клонит и что возражать ей все равно, что возражать ее королевскому величеству во время тронной речи. А потому я велел слугам укладывать вещи и заказал четыре билета на пакетбот "Турецкий султан", отправлявшийся в Булонь.
Дорожный экипаж с тридцатью семью чемоданами Джемми и моим ковровым саквояжем был доверху нагружен и отправлен на пароход накануне вечером. А мы, позавтракав в нашем городском доме на Портленд-Плейс (ох, не думал я тогда, что... впрочем, не стоит об этом...), поехали во втором экипаже к Таможне, а следом в наемной карете и кебе катили слуги, а также четырнадцать картонок и чемоданов, которые могли понадобиться моей душеньке во время путешествия.