Меры предосторожности, позволявшие мне скрываться в Лас-Вегасе, не спасли меня от Силы судьбы, именно так, прописными буквами, как сказал бы мой дедушка, ссылаясь на одну из своих любимых опер Верди. Мой Попо всей душой принимал поэтическую идею судьбы, а иначе и не объяснишь, пожалуй, факта нахождения женщины его жизни в Торонто. И всё же мой дедушка был куда меньше фаталистичным, нежели моя бабушка, для которой судьба — понятие столь же определённое и конкретное, как генетическое наследство. И то, и другое, как судьба, так и гены определяют, кто мы, и этого не изменить. Если они в опасной комбинации, мы терпим провал, но если это не так, мы можем контролировать свою жизнь при условии, что астрологическая карта благоприятна. Как мне она объяснила, мы приходим в этот мир уже с определёнными картами на руках и начинаем каждый свою игру; с похожими картами один тонет, другой же выкарабкивается. «Это закон компенсации, Майя. Если твоя судьба — родиться слепой, ты вовсе не обязана сидеть в метро и играть на флейте, ты можешь развить своё обоняние и стать дегустатором вин». Типичный пример, приводимый моей бабушкой.
Согласно теории моей Нини я уже родилась с предрасположенностью к наркомании. Не знаю, почему она так решила, в моих генах этого нет: моя бабушка — трезвенница, отец время от времени выпивает бокал белого вина, а мать, принцесса Лапландии, и вовсе оставила о себе хорошее впечатление в тот единственный раз, когда я её видела. Да, разумеется, тогда было лишь одиннадцать часов утра, а в это время почти все более-менее трезвы. В любом случае среди моих записей есть одна и о зависимости, но с помощью воли и разума я могла бы придумать нечто гениальное и держать её под контролем. Тем не менее, статистика весьма пессимистична: сейчас всё больше слепых людей, а никак не реабилитированных наркоманов становятся дегустаторами вина. Принимая во внимание другие подножки, что мне подставила судьба (и среди них — знакомство с Брэндоном Лиманом), мои шансы на нормальную жизнь были минимальны, но лишь до своевременного вмешательства Олимпии Петтифорд. Так я и сказала своей Нини, на что бабушка ответила, что с картами всегда можно схитрить. Именно это она и сделала, отправив меня на островок Чилоэ: обманула карты.
В день, когда я встретилась с офицером Араной, несколькими часами позже Джо Мартин с Китайцем наконец нашли меня в паре кварталов от мексиканской закусочной, в которой меня спас полицейский. Я не видела страшного чёрного грузовика и, пока эти двое не обрушились на меня откуда-то сверху, не слышала их приближения, поскольку потратила десять долларов на наркотики и пребывала в эйфории. Они зажали меня с двух сторон, протащили и силой усадили в транспорт, в то время как я кричала и отчаянно пиналась. Некоторые прохожие останавливались, наблюдая за скандалом, но не вмешивались — кто же будет разнимать двух опасных головорезов и нищую истеричку. Я попыталась завести машину, но Джо Мартин резко меня остановил ударом по шее.
Меня привезли в уже знакомое здание, логово Брэндона Лимана, где главарями теперь были эти двое. Несмотря на оцепенение, я смогла осознать, что состояние жилища ухудшилось: на стенах множились грязные ругательства, стало больше мусора и битых стёкол и вдобавок пахло экскрементами. Джо и Китаец вдвоём подняли меня на третий этаж, открыли решётчатую дверь, и мы вошли в пустующую квартиру. «Теперь-то ты у нас запоёшь, проклятая шлюха», — пригрозил мне Мартин в паре сантиметрах от моего лица, сдавливая мне грудь своими обезьяньими лапами. «Сейчас ты нам скажешь, где именно Лиман спрятал свои деньги, или я лично переломаю тебе кости одну за другой».
В это мгновение у Китайца зазвонил мобильник, он сказал в трубку пару фраз и чуть погодя сообщил подельнику, что будет ещё время переломать мне кости, а сейчас приказано уходить, их уже ждут. Мне заткнули рот тряпкой и замотали скотчем поверх неё, бросили на один из матрасов, связали лодыжки с запястьями электрическим кабелем и примотали друг к другу так, что я выгнулась назад. Бандиты ушли, предупредив ещё раз, что со мной сделают, когда вернутся, и я осталась одна без возможности крикнуть или пошевелиться. Кабель резал лодыжки и запястья, шея затекла от удара, тряпка душила меня. Меня трясло в ужасе от того, что меня ожидало в руках этих убийц, действие алкоголя и наркотиков начало постепенно спадать. Во рту была тряпка и послевкусие куриного рулета, съеденного на обед. Я пыталась сдержать поднимавшуюся в горло рвоту, которой я могла захлебнуться.