Я снова стала писать дневник, который забросила на время, пока горела желанием писать Даниэлю сообщения в сети. Я подумываю отдать ему свои записи, когда мы снова будем вместе — так он сможет лучше узнать меня и познакомиться с моей семьёй. Я не могу рассказать ему всё, что хочу, по почте — электронные письма хороши лишь для ежедневных новостей да пары слов любви. Мануэль советует мне контролировать собственные порывы страсти, поскольку все сожалеют о любовных посланиях, написанных когда-то, в мире нет ничего более пошлого и смешного, а в моём случае они ещё и не находят отклика. Ответы Даниэля краткие и довольно редки. Должно быть, он очень занят на работе в клинике или строго соблюдает меры безопасности, навязанные моей бабушкой.
Я занимаюсь чем угодно, лишь бы не сгореть от обжигающих меня мыслей о Даниэле. Были такие случаи, когда без видимой причины люди возгорались и исчезали в огне. Моё тело — спелый персик, его можно смаковать или уронить с дерева, и он превратится в мякоть на земле среди муравьёв. Скорее всего, произойдёт второе, поскольку Даниэль пока не собирается приехать, чтобы попробовать меня на вкус. От этой монашеской жизни я постоянно в плохом настроении и выхожу из себя по малейшему поводу, но признаюсь, что впервые сплю хорошо, с тех пор как себя помню, и вижу интересные сны, пусть и не все эротические, как мне хотелось бы. После неожиданной смерти Майкла Джексона я несколько раз вспоминала Фредди. Джексон был его кумиром, и мой бедный друг, должно быть, сейчас в трауре. Что с ним будет? Фредди рисковал своей жизнью, чтобы спасти мою, а у меня так и не было возможности отблагодарить его.
В чём-то Фредди похож на Даниэля: у него тот же цвет кожи, огромные, с густыми ресницами, глаза, вьющиеся волосы. Если бы у Даниэля был сын, он походил бы на Фредди, но будь я матерью этого ребёнка, в его внешности проявились бы черты датчан. Гены Марты Оттер очень сильные, во мне нет ни капли латиноамериканской крови. В Соединённых Штатах Даниэля считают негром, хотя он светлокож и может сойти за грека или араба. «Тёмнокожие мужчины в Америке находятся под угрозой исчезновения: слишком многих сажают в тюрьму или убивают до того, как им исполнится тридцать», — сказал мне Даниэль, когда мы затронули эту тему. Он вырос среди белых, в либеральном городе американского запада, вращался в привилегированном обществе, где цвет кожи не ограничивал его ни в чём, но в другом месте ситуация была бы другой. Жизнь белых куда легче, об этом знал и мой дедушка.
Мой Попо источал мощную энергию, со своим ростом метр девяносто и весом сто сорок килограммов, седыми волосами, очками в золотой оправе и обязательными шляпами, что из Италии привёз ему мой папа.
Рядом с ним я чувствовала себя защищённой от любой опасности, никто бы не осмелился трогать этого замечательного человека. Так я думала до того инцидента с велосипедистом, когда мне было около семи лет.
Университет в Буффало пригласил моего Попо прочитать серию лекций. Мы остановились в гостинице на Делавэр-авеню, в одном из тех особняков, принадлежавших миллионерам прошлого века, которые сейчас являются общественными или коммерческими. Было холодно, дул порывистый ледяной ветер, но дедушке взбрело прогуляться в ближайшем парке. Перепрыгивая через лужи, мы с моей Нини шли чуть впереди и не видели, что произошло, но услышали лишь крик и звуки столкновения, которые сразу же последовали. Позади нас проезжал молодой человек на велосипеде, который, очевидно, поскользнулся на замёрзшей луже, и, врезавшись в моего Попо, повалился на землю. Пошатнувшись от удара, мой дедушка потерял шляпу и выронил сложенный зонтик, который носил под мышкой, но всё же удержался на ногах. Я побежала за его головным убором, а он наклонился поднять зонт и затем протянул руку молодому человеку, помогая подняться с земли.
В одно мгновение сцена стала жестокой. Испугавшись, велосипедист начал кричать; остановилась одна машина, затем другая, а через несколько минут прибыла даже полицейская служба. Я не знаю, как они пришли к выводу, что мой дедушка стал причиной аварии и угрожал велосипедисту своим зонтом. Без дальнейших вопросов полицейские грубо затащили его в патрульную машину, приказали поднять руки, раздвинуть ноги, они били его по ногам, обыскивали и сковали его запястья за спиной наручниками. Моя Нини вмешалась, как львица, налетев на офицеров с потоком объяснений на испанском языке — единственном языке, который она помнит в стрессовых ситуациях. Когда же они попытались избавиться от неё, Нидия так дёрнула самого здорового из них за одежду, что приподняла его на несколько сантиметров над землёй — впечатляющий подвиг для человека, весящего менее пятидесяти килограммов.