Мы попали в полицейский участок, но это было уже не в Беркли, и сержант Вальчек не предлагал капучино. Мой дедушка с окровавленным носом и порезом на брови пытался объяснить случившееся смиренным голосом, которого мы никогда не слышали ранее, и попросил телефон, чтобы позвонить в университет. В ответ он получил угрозу запереть его в камере, если он не заткнётся. Моя Нини также была в наручниках, поскольку полицейские опасались, что она снова на кого-нибудь нападёт, ей приказали сидеть на скамейке, пока сотрудники полиции заполняли анкету. Никто из них не обращал на меня внимания, и я, дрожа, свернулась калачиком рядом с бабушкой. «Ты должна кое-что сделать, Майя», — прошептала она мне на ухо. По её глазам я поняла, о чём именно она просит. Я вздохнула как можно глубже, издала гортанный крик, который эхом разнёсся по комнате, и упала на землю, выгнув спину, корчась от конвульсий с пеной у рта и закатывая глаза. Я столько раз имитировала эпилептические припадки, чтобы не ходить в школу, будучи избалованной малявкой, что могла запросто одурачить нейрохирурга, не говоря уже о полицейских города Буффало. Нам одолжили телефон. Сотрудники отвезли меня и мою Нини в больницу на машине скорой помощи, куда я приехала, полностью оправившись от припадка, к удивлению женщины-полицейского, которая нас охраняла, в то время как университет послал за адвокатом, чтобы вытащить Попо из камеры, которую он делил с пьяницами и мелкими ворами.
Той ночью мы, измотанные, все собрались в гостинице. У нас была только тарелка супа на ужин, и мы втроём улеглись на одну кровать. У моего Попо были синяки от ударов велосипедом, а на запястьях виднелись раны от наручников. В темноте, спрятавшись между ними, как в коконе, я спросила, что случилось. «Ничего серьёзного, Майя, засыпай», — ответил мой Попо. Некоторое время они лежали в тишине, делая вид, что спят, пока моя Нини, наконец, не заговорила. «Случилось то, Майя, что твой дедушка — чёрный». И в её голосе было столько гнева, что я больше ничего не спрашивала.
Это был мой первый урок расовых различий, которых я никогда раньше не замечала и о которых, по словам Даниэля Гудрича, всегда следует помнить.
Мануэль и я переписываем его книгу. Я говорю, что мы вместе делаем это, потому как он предлагает идеи, а я записываю: даже на испанском я пишу лучше, чем он. Идея возникла, когда Мануэль рассказывал Даниэлю мифы о Чилоэ, а, как любой хороший психиатр, Даниэль начал искать чёрную кошку в тёмной комнате. Он сказал, что боги представляют собой разные аспекты психики, а мифы — это истории о сотворении мира, природе или основополагающих человеческих драмах и связаны с реальностью, но здесь они создают впечатление слепленных жевательной резинкой, им не хватает связности. Мануэль задумался и через два дня объявил мне, что много писал о мифах Чилоэ, и эта книга не внесёт ничего нового, если он не сможет предложить интерпретацию мифологии. Он говорил со своими редакторами, те дали ему срок в четыре месяца для подачи новой рукописи; нам нужно поторапливаться. Даниэль вносит свой вклад дистанционно, поскольку он заинтересован в теме, а для меня это ещё один повод для постоянного контакта с нашим консультантом в Сиэтле.
Зимняя погода ограничивает активность на острове, но работа есть всегда. Необходимо присматривать за детьми и животными, собирать моллюсков во время отлива, чинить сети, ремонтировать пострадавшие от штормов дома, вязать и считать облака до восьми вечера, когда женщины собираются все вместе, чтобы посмотреть телесериал, а мужчины — выпить и сыграть в труко. Всю неделю шёл дождь, эти упорные слёзы южного неба, и вода просочилась сквозь щели в черепице, сдвинувшейся во время шторма во вторник. Мы ставим банки, где протекает, и носим с собой тряпки, чтобы вытирать пол. Когда прояснится, я поднимусь на крышу, ведь Мануэль слишком стар, чтобы заниматься акробатикой, и мы потеряли надежду увидеть здесь мастера на час до весны. Стук воды, как правило, беспокоит наших трёх летучих мышей, висящих вниз головой на самых высоких балках вне досягаемости бесполезных когтей Гато-Лесо. Я ненавижу этих крылатых слепых тварей, потому что они могут высосать мою кровь ночью, хотя Мануэль уверяет меня, что эти животные не имеют отношения к трансильванским вампирам.