ВЕСНА
Сентябрь, октябрь, ноябрь и драма декабря
Глава 4
Остров пребывает в радостном настроении, поскольку к детям приехали их родители, чтобы отметить национальные праздники и приход весны; зимний дождь, который вначале казался мне поэтичным, в итоге стал невыносимым. А я собираюсь отпраздновать свой день рождения 25 числа (я — Весы), мне будет двадцать, и мой подростковый возраст наконец-то закончится. Господи, какое облегчение! Молодёжь обычно всегда приезжает на выходные, чтобы повидаться с семьёй, но в этом сентябре их приехало очень много; шлюпки, полные пассажиров, всё приплывали и приплывали. Они привозили подарки детям, которых, в большинстве случаев, не видели на протяжении нескольких месяцев, а также деньги для бабушек и дедушек на покупку одежды, предметов для дома, новых крыш взамен повреждённых зимой. Среди приехавших была Лусия Корралес, мама Хуанито, приятная, красивая женщина, слишком молодая для того, чтобы иметь одиннадцатилетнего сына. Она рассказала нам, что Асусена получила работу горничной в гостинице Квеллона, она не хочет продолжать учёбу и не думает о возвращении на остров, поскольку не желает слышать недоброжелательные комментарии от людей. «В ситуации насилия обычно обвиняют жертву», — сказала мне Бланка, подтверждая то, что я уже слышала в «Таверне Мёртвеньких».
Хуанито вёл себя застенчиво и недоверчиво по отношению к матери, которую он знал только по фотографиям. Она оставила его на руках Эдувигис, когда мальчику было два или три месяца, и не видела сына, пока Кармело Корралес был жив, хотя и часто звонила ему по телефону и не отказывалась содержать. Хуанито много раз говорил со мной о ней. В этих разговорах чувствовалась смесь гордости — ведь она отправляет ему хорошие подарки, и гнева — она всё же оставила его с дедушкой и бабушкой. Хуанито представил мне маму, алея щеками и опустив взгляд в пол: «Это Лусия, дочь моих дедушки и бабушки», — сказал он. Потом я рассказала ему, что моя мать тоже ушла, когда я была младенцем, меня тоже вырастили бабушка с дедушкой, но мне очень повезло — моё детство было счастливым, и я бы не променяла его ни на какое другое. Хуанито долго смотрел на меня своими тёмными глазами, и я вспомнила следы от ударов ремнём, которые были на его ногах несколько месяцев назад, когда Кармело Корралес мог до него дотянуться. Я с грустью обняла мальчика, ведь я не могу защитить его от этого, следы останутся с ним на всю жизнь.
Сентябрь — это месяц Чили. С севера до юга развеваются флаги, и даже в наиболее отдалённых местах устанавливают рамадас, четыре деревянных столба с крышей из ветвей эвкалипта, куда люди приходят выпить и потрясти костями под американские ритмы и станцевать куэку, народный танец, имитирующий брачные игры петуха и курицы. Мы тоже поставили рамадас у себя. Пирожки с мясом не кончались, лились реки вина, пива и кукурузной водки. Под конец мужчины храпели на полу, и с наступлением вечера полицейские и женщины выкидывали их на дорожку возле овощной лавки, а затем доставляли людей по домам. Ни одного пьяного не задерживали 18 и 19 сентября, если только он не доставал нож.
По телевизору Ньянкупеля я смотрела военные парады в Сантьяго, во время которых президент Мишель Бачелет объезжала войска под радостные возгласы толпы, почитающей её как мать; ни один другой чилийский президент не был столь любим. Четыре года тому назад, перед выборами, никто на неё и не ставил, поскольку считалось, что чилийцы не проголосуют за женщину, социалистку, мать-одиночку и агностика. Но она всё же стала президентом и завоевала уважение «мавров и христиан», как говорит Мануэль, хотя на Чилоэ я почему-то не видела ни одного мавра.