Дни стояли тёплые, а небо было голубым — зима отступала под натиском патриотической эйфории. С началом весны в окрестностях грота были замечены морские львы, я думаю, что скоро они снова осядут на прежнем месте, и я смогу возобновить свою дружбу с Пинкойей, если она меня ещё помнит. Я поднимаюсь по холму до грота почти каждый день, ведь обычно там я встречаю своего Попо. Лучшее доказательство его присутствия — то, что Факин нервничает и иногда переходит на бег, поджимая хвост. Это просто нечёткий силуэт, восхитительный запах его английского табака в воздухе или ощущение, что он обнимает меня. Тогда я закрываю глаза и поддаюсь теплу и ощущению безопасности, идущему от широкой груди, большого округлого живота и сильных рук. Однажды я спросила Попо, где он был бoльшую часть прошлого года, когда был так нужен, но мне не пришлось дожидаться ответа, потому что в глубине души я уже знала: он всегда был со мной. Пока алкоголь и наркотики преобладали в моей жизни, никто не мог до меня достучаться, как если бы я была спрятанной в раковине устрицей, но стоило оказаться на самом дне, как мой дедушка тут же подхватывал меня на руки. Он никогда не терял меня из виду, и когда моей жизни угрожала смертельная опасность, например, от дозы поддельного героина в общественном туалете, он спасал меня.
Теперь, не слыша никакого шума в своей голове, я всегда чувствую его рядом с собой. Учитывая выбор, стоявший между мимолётным наслаждением от напитка и незабываемым удовольствием гулять по холму с дедушкой, я, нисколько не сомневаясь, предпочитаю последнее. Мой Попо наконец-то нашёл свою звезду. Этот отдалённый остров, невидимый в мировом пожаре, зелёный, всегда зелёный, и является его затерянной планетой; хотя вместо того, чтобы так усердно искать её в небе, он мог бы просто посмотреть в сторону юга.
Люди сняли свитера и вышли, чтобы немного погреться на солнышке, но я по-прежнему ношу свою грязно-зелёную шляпу, потому что мы проиграли футбольный матч школьного чемпионата. Мои несчастные «калеучата» взяли всю ответственность за мою бритую голову на себя. Матч проходил в Кастро, присутствовала добрая половина нашего острова, прибывшая поболеть за «Калеуче», включая донью Лусинду, которую, перевозя в лодке Мануэля, мы привязали к стулу и завернули в шали. Дон Лионель Шнейк, румяный и расшумевшийся более обычного, поддерживал нашу команду несдержанными криками. Мы почти победили, хватило бы даже ничьи, но в последний момент судьба сыграла с нами злую шутку; до конца матча оставалось всего полминуты, когда нам забили гол. Педро Пеланчугай отбил мяч головой под оглушительные возгласы нашей поддержки и свист соперников, но удар оглушил его, и прежде чем он успел опомниться, подбежал маленький паршивец и кончиком ноги спокойно отправил мяч в ворота. Мы все были так поражены, что даже замерли на показавшуюся всем долгой секунду, прежде чем в воздухе раздался взрыв воинственных криков, и полетели пивные банки с бутылками газировки. Мы с доном Лионелем были на грани сердечного приступа.
Под конец того же дня я пришла к нему домой, чтобы отдать долг. «Даже не думай, американочка! Это пари было шуткой», — заверил меня как всегда очень галантный Мильялобо. Если я и научилась чему-нибудь в «Таверне» Ньянкупеля, так это тому, что пари священны. Я пошла в скромную мужскую парикмахерскую, такую, в которую ходит лишь её владелец, с трёхцветной полосатой трубкой на двери и единственным старым и величественным креслом, в котором я сидела с некоторым сожалением, потому что Даниэлю Гудричу это совсем не понравилось бы. Парикмахер очень профессионально сбрил все мои волосы и отполировал череп замшей. Я увидела свои огромные уши, похожие на ручки этрусской вазы, и цветные пятна на коже головы, как на карте Африки. Парикмахер объяснил, что такие пятна бывают из-за краски для волос, и порекомендовал скрабы из лимонного сока с хлором. Также мне нужна была шапка, потому что с такими пятнами я похожа на заразного.
Дон Лионель чувствует себя виноватым и не знает, как снискать моё расположение, но прощать мне нечего: пари есть пари. Он попросил Бланку накупить мне каких-нибудь кокетливых шляпок, потому что я выгляжу как «лесбиянка после химиотерапии», как он ясно выразился, но чилотская шерстяная шапка гораздо больше подходит моей личности. В этой стране волосы — символ женственности и красоты, молодые женщины долго их отращивают и заботятся, как о сокровище. Не говоря уже о том, сколько возгласов сочувствия я услышала в пещере, когда расхаживала лысая, как инопланетянин, среди прекрасных женщин с золотистой кожей и пышными ренессансными волосами.