Я начала печь хлеб, как обычно делаю, когда нервничаю. Я успокаиваюсь, когда тщательно вымешиваю тесто, придаю ему форму, ожидаю, пока сырая буханка поднимется под белой тканью, выпекаю её до румяной корочки, а затем, ещё тёплую, подаю друзьям — успокаивающий и священный ритуал. Бланка приготовила безупречного цыплёнка с горчицей и французским беконом, что так любит Мануэль, а на десерт подала каштаны в сиропе. В доме было уютно, пахло свежеиспечённым хлебом и рагу, медленно тушащимся в глиняном горшочке. Вечер был скорее холодный и спокойный, с серым небом, но без ветра. Вскоре будет полнолуние и ещё одна встреча русалок в небольшой пещере, чреве Пачамамы.
После операции аневризмы между Мануэлем и Бланкой что-то изменилось — их аура так и сияет, как сказала бы моя бабушка, теперь у них появился этот мерцающий свет, который бывает у ослеплённых людей. Есть и другие, более очевидные признаки: причастность во взгляде, необходимость прикоснуться друг к другу, взаимное угадывание намерения и желаний друг друга. С одной стороны, я рада видеть то, чему я способствовала много месяцев, а с другой — я переживаю за своё будущее. Что будет со мной, когда они решат погрузиться в ту любовь, которую они откладывали на столькие годы? В этом доме мы не поместимся втроём, и дом Бланки тоже будет для нас тесным. Что ж, я надеюсь, к тому времени моё будущее с Даниэлем Гудричем прояснится.
Мануэль приехал с сумкой книг, которые заказал своим друзьям-книготорговцам, и романами на английском языке, отправленными моей бабушкой в город Кастро по почте.
— Мы празднуем чей-то день рождения? — спросил он, принюхиваясь.
— Мы празднуем дружбу. Как изменился этот дом с тех пор, как приехала американочка! — заметила Бланка.
— Ты имеешь в виду беспорядок?
— Я имею в виду цветы, хорошую еду и компанию, Мануэль. Не будь неблагодарным. Я буду очень скучать по девочке, когда она уедет.
— Неужели она собирается уехать?
— Нет, Мануэль. Я собираюсь выйти замуж за Даниэля, и жить здесь с тобой с четырьмя детьми, которые у нас появятся, — пошутила я.
— Надеюсь, что твой возлюбленный одобрит этот план, — сказал он тем же тоном.
— Почему нет? Это превосходный план.
— Они умрут от скуки на этом островном утёсе, Майя. Аутсайдеры, которые удаляются сюда, разочарованы миром. Никто не приезжает сюда раньше, чем начинает жить.
— Я приехала, чтобы скрыться, и смотрю на всё, что я нашла: вас и Даниэля, безопасность, природу и посёлок с тремя сотнями чилотов, которых люблю. Даже моему Попо здесь комфортно, я видела, как он прогуливался по горам.
— Ты пьяна! — воскликнул Мануэль встревоженно.
— Я не выпила ни глотка, Мануэль. Я знала, что ты мне не поверишь, поэтому я тебе об этом не рассказывала.
Это был необыкновенный вечер, когда всё вело к доверию: хлеб и цыплёнок, луна, выглядывающая из-за облаков, наша проверенная симпатия друг к другу, беседа, приправленная анекдотами и лёгкими шутками. Они рассказали мне историю своего знакомства и поделились впечатлением, что произвели друг на друга. Мануэль сказал, что юная Бланка была очень красивой — такой остаётся и сейчас — это была золотая валькирия: ноги, волосы и зубы — всё излучало безопасность и радость избалованной девушки. «Я должен был ненавидеть её за то, насколько привилегированной она была, но она покорила меня своей симпатией, невозможно было не любить её. Но я был не в состоянии покорить кого-либо, не говоря уже о такой недосягаемой молодой девушке, как она». Для Бланки Мануэль обладал запретной и опасной привлекательностью, он пришёл из отличающего от её мира, происходил из другой социальной среды и представлял собой политического врага, хотя и был гостем её семьи, она готова была принять его. Я рассказала им о своём доме в Беркли, почему я похожа на скандинавку, и о том единственном разе, когда видела свою мать. Я говорила о некоторых персонажах, с которыми познакомилась в Лас-Вегасе, например, о толстухе весом в сто восемьдесят килограмм с ласковым голосом, зарабатывающей на жизнь сексом по телефону, о паре транссексуалов, друзей Брэндона Лимана, которые официально поженились — она была в смокинге, а он — в платье из белой органзы. Мы поужинали не торопясь, а после, как и заведено, сели у окна посмотреть на ночь: они с бокалами вина, а я с чаем. Бланка сидела на диване, прижавшись к Мануэлю, а я на подушке на полу рядом с Факином, у которого был синдром брошенности с тех пор, как мы уехали в Сантьяго без него. Он следит за мной взглядом и не покидает меня, это неприятно.
— У меня сложилось впечатление, что эта маленькая вечеринка — ловушка, — пробормотал Мануэль. — Несколько дней что-то витает в атмосфере. Ближе к делу, девушки.