— Прости меня, Нини. Не плачь, пожалуйста! Я клянусь тебе, что усвоила урок. Несчастный случай вынудил меня смотреть на всё ясным взглядом.
— Да не верю я тебе, чертовка. Поклянись мне, что всё будет хорошо, памятью Попо!
Моё раскаяние было неподдельным, испугалась я тогда по-настоящему, хотя моя реакция так ни к чему и не привела, поскольку как только доктор выписал меня, папа отвёз меня в академию штата Орегон, где было немало не поддающихся контролю подростков. Я не последовала за ним добровольно, отчего отцу пришлось обратиться за помощью к полицейскому, другу Сьюзен, этакому мастодонту с видом моаи, статуи на острове Пасхе, чтобы силой меня увезти, и тот, разумеется, помог отцу в столь отвратительном деле. Моя Нини куда-то спряталась, лишь бы только не видеть, как меня тащат, словно животное на бойню, которое также по ходу воет, мол, никто её не любит, все от неё отказались, и почему только не убили сразу, ещё раньше, чем это сделала бы она сама.
В этой академии штата Орегон меня продержали пленницей до начала июня 2008 года вместе с остальными пятьюдесятью шестью молодыми ребятами — бунтарями, наркоманами, несостоявшимися самоубийцами, страдающими анорексией, биполярным расстройством, исключёнными из школы и другими, которых просто нельзя было отнести к какой-либо категории. Я намеревалась разбивать в пух и прах любые попытки подчинить меня правилам заведения и одновременно планировала отомстить своему отцу, поскольку именно он отвёз меня в прибежище для съехавших с катушек. Также досталось бы и моей Нини, ведь она позволила ему совершить подобное, да и что говорить, всем на свете вообще, что так от меня отвернулись. Честно говоря, я отправилась туда по решению женщины-судьи, рассматривавшей это дело о несчастном случае. Майк О’Келли знал её и заступился за меня так красноречиво, что своими словами растрогал эту даму; будь иначе, я, в конце-то концов, непременно оказалась бы в исправительном учреждении, пусть и не в федеральной тюрьме Сан-Квентин, о которой кричала мой бабушка, вспылив в очередной раз. Это слишком большое преувеличение. Однажды она отвела меня посмотреть фильм ужасов, в котором показали казнь убийцы в Сан-Квентине. «Чтобы ты увидела, что именно случается с нарушающими закон, Майя. Это только начинают с кражи цветных карандашей в школе, а вот заканчивают неизбежно на электрическом стуле», — уже уходя с сеанса, предупредила она меня. С тех пор её слова стали нашей семейной шуткой, хотя на этот раз она повторила мне их совершенно серьёзно.
Приняв во внимание мой возраст и отсутствие приводов в полицию, судья, азиатка, по своему телосложению напоминавшая увесистую боксёрскую грушу, предоставила на выбор либо программу реабилитации, либо тюрьму для несовершеннолетних, как того требовал водитель сбившего меня автомобиля. Поняв, что страховка моего отца не покроет данный случай, как, вообще-то, ожидалось, мужчина хотел наказать меня по всей строгости закона. Решение было отнюдь не моим, его принял отец, причём вовсе не спрашивая меня на этот счёт. К счастью, расходы легли на систему образования Калифорнии; будь это иначе, моей семье пришлось бы продать дом, чтобы оплатить мой курс реабилитации, стоивший шестьдесят тысяч долларов в год; надо сказать, родители некоторых воспитанников интерната прибывали навещать своих детей на частных самолётах.
Мой отец с облегчением подчинился вердикту суда, потому что родная дочь, точно пылающий уголь, жгла руки, и он всеми способами хотел избавиться от меня. Он силком отвёз меня в штат Орегон, предварительно впихнув в меня три таблетки валиума, впрочем, они нисколько не помогли — требовалась минимум двойная доза, чтобы лекарство подействовало на того, кто вёл себя вполне адекватно даже после выпитого коктейля на основе викодина вперемешку с мексиканскими грибами. Папа вместе с другом Сьюзен рывками вытащили меня из дома и, держа на весу, подняли в самолёт, а затем запихнули во взятую напрокат машину и повезли в терапевтическое учреждение из самого аэропорта по бесконечной дороге через лес. Я, в свою очередь, ожидала смирительной рубашки и применения электрошока, хотя сама академия оказалась всего лишь симпатичного вида комплексом деревянных построек, расположенных в парке. И даже отдалённо это заведение не походило на приют отчуждённых от общества.
Директор приняла нас в своём офисе вместе с неким молодым человеком, бородатым типом, на деле являвшимся одним из психологов. Они казались братом и сестрой: оба с волосами-паклями, собранными в конский хвост, в выцветших джинсах, серых свитерах и сапогах, составляющих в своей совокупности униформу сотрудников академии, которая отличала работников заведения от их же подопечных, носивших несколько чудаковатую одежду. Там обращались со мной как с другом, а не как с визжащей маленькой девочкой с всклокоченными волосами, которую притащили сюда силком двое мужчин. «Можешь звать меня Анджи, а это — Стив. Мы поможем тебе, Майя. Ты увидишь, что в программе нет ничего сложного», — оживлённо воскликнула эта сеньора. Вскоре меня немного вырвало на её ковёр. Папа предупредил, что со мной будет не так-то легко, хотя на письменном столе лежали мои документы из полиции и, возможно, за свою практику эта женщина видела случаи намного хуже. «Уже темнеет и обратный путь не близок, сеньор Видаль. Лучше вам попрощаться с дочерью. Не волнуйтесь, Майя остаётся в хороших руках», — сказала она. Отец побежал к двери, спеша покинуть заведение, однако я тут же набросилась на него сверху и повисла на куртке, взывая, чтобы меня здесь не оставляли, пожалуйста, папа, пожалуйста. Анджи и Стив аккуратно держали меня, не применяя силу, а отец с истуканоподобным другом Сьюзен, тем временем, развернувшись, быстро удалились.