Кровать больного придвинули к печке. Из историй, которые я слышала о Кармело Корралесе, о его драках, когда он напивался, и о том, как он плохо обращался со своей семьёй, я представляла его отвратительным человеком. Однако на этой кровати лежал безобидный старик, свихнувшийся и костлявый, с прикрытыми веками, открытым ртом, который едва дышал с мучительными хрипами. Я полагала, что диабетики всегда получают инсулин, но Мануэль дал ему несколько ложек мёда, и в результате этого (и благодаря молитвам Эдувигис), больной пришёл в себя. Асусена приготовила нам по чашке чая, который мы молча выпили, ожидая, когда стихнет ураган.
Около четырёх часов утра мы с Мануэлем вернулись в наш дом, уже холодный, потому что печка давно остыла. Он пошёл за дровами, пока я зажигала свечи и разогревала воду и молоко на примусе. Не осознавая этого, я дрожала не столько от холода, сколько от напряжения этой ночи, шторма, летучих мышей, умирающего человека и от чего-то, что я почувствовала в доме Корралесов и не могла объяснить, но явно чего-то зловещего, подобного ненависти. Если это и правда, что дома пропитаны жизнью, протекающей в их стенах, то в доме Корралесов царит зло.
Мануэль быстро разжёг огонь, мы сняли мокрую одежду, надели пижамы, тёплые носки и закутались в чилотские одеяла. Мы пили стоя, прижавшись к печке, он — вторую чашку чая, а я — молоко, затем он проверил жалюзи, не упали ли те от ветра, приготовил мне бутылку с горячей водой и оставил её в моей комнате, а затем отправился к себе. Я почувствовала, как он зашёл и вышел из ванной и лёг в кровать. Я слушала последние ворчания урагана, удаляющиеся раскаты грома и ветер, начинающий уставать от того, что дует.
Я разработала различные стратегии по преодолению страха ночи, и ни одна из них не работает. С тех пор, как я прибыла на Чилоэ, я здорова телом и душой, но моя бессонница ухудшалась, а я не хочу прибегать к снотворным. Майк О`Келли предупредил меня, что последнее, что восстанавливает наркоман, — это нормальный сон. Днём я избегаю кофеина и триггеров вроде фильмов или книг со сценами насилия, которые затем терзают меня ночью. Перед сном я выпиваю стакан тёплого молока с мёдом и корицей, волшебное зелье, которое мне давал мой Попо, когда я была маленькая, и успокаивающий настой Эдувигис: липа, бузина, мята и фиалка, но что я только ни делаю, и ложусь спать как можно позже, читая до тех пор, пока мои веки не начинают смыкаться, я не могу перехитрить бессонницу, она беспощадна. Много ночей в своей жизни я провела без сна, раньше я считала ягнят, сейчас считаю лебедей с чёрной шеей или дельфинов с белым брюхом. Я провожу часы в темноте, один, два, три часа утра, слушая дыхание дома, шорох привидений, царапанье монстров под моей кроватью, и боюсь за свою жизнь. Меня преследуют вечные враги: боль, потери, унижения, чувство вины. Включить свет равносильно поражению, это означает, что остаток ночи я уже не засну, ведь при свете дом не только дышит, он также движется, трепещет, в нём появляются протуберанцы и щупальца, привидения обретают видимые контуры, монстры бушуют. Это могла бы быть одна из тех бесконечных ночей, было уже слишком поздно и сегодня выдалось слишком много событий, взволновавших меня. Я была погребена под горой одеял, считая проплывающих лебедей, когда услышала, как Мануэль бьётся во сне в комнате напротив, как я слышала много раз.
Что-то вызывает эти кошмары, что-то, связанное с его прошлым и, возможно, с прошлым этой страны. В интернете я обнаружила некие сведения, которые могут иметь значение, однако я действую вслепую, имея очень мало подсказок и практически никакой уверенности. Всё началось, когда я захотела выяснить о первом муже моей Нини, Фелипе Видале, и рикошетом попала в военный переворот 1973 года, изменивший жизнь Мануэля. Я нашла пару статей о Кубе в шестидесятые годы, опубликованных Фелипе Видалем, (он был одним из немногих чилийских журналистов, писавших о революции), а также другие его репортажи из разных частей света; очевидно, он много путешествовал. Через несколько месяцев после переворота этот человек просто исчез, это единственное и последнее сведение о нём в интернете. Фелипе состоял в браке и у него был сын, но имена жены и сына нигде не упоминаются. Я спросила Мануэля, где именно тот познакомился с первым мужем моей Нини, и он ответил мне сухо, что ничего не хотел бы говорить об этом, но у меня предчувствие, что истории этих двух мужчин каким-то образом связаны.