Шеф был умеренным во всём человеком, жил точно монах, хотя со мной его щедрость не знала границ. Мне не назначили ни фиксированный заработок, ни процент с прибыли, для меня он запускал руку в свой неисчерпаемый свёрток, не ведя счёт деньгам, как поступают с чаевыми, и оплачивал напрямую и клуб, и мои покупки. Если я хотела большего, он, не пикнув, давал мне желаемое, но я в скором времени перестала об этом просить, поскольку мне ничего не было нужно, и потом с каждой таковой просьбой из квартиры непременно исчезало что-нибудь ценное. Мы спали отдельно, разделяемые узким проходом, который он даже никогда не думал пересекать. Мне было запрещено вступать в отношения с другими мужчинами из соображений безопасности. Он говорил, что язык, как правило, развязывается в постели.
В свои шестнадцать лет у меня, помимо катастрофы с Риком Ларедо, были ещё кое-какие попытки отношений с парнями, оставившие меня обманутой и озлобленной. Распространённая в интернете порнография, к которой в Беркли Хай доступ имели буквально все, ничему не учила молодых людей, остававшихся слишком неловкими; они гордились распущенностью, словно сами её изобрели, модным тогда выражением было «выгодная дружба», хотя лично мне стало совершенно ясно, что выгода всегда лишь на их стороне. В академии штата Орегон, где царила атмосфера, насыщенная юношескими гормонами, — мы даже говорили, что тестостерон так и течёт по стенам, — все мы подчинялись близкому телесному сосуществованию с налётом насильственного целомудрия. Это взрывное сочетание и давало терапевтам неиссякаемый материал на проводимых ими в заведении групповых занятиях. Меня никак не напрягало «соглашение» относительно вопросов секса, что для других оказалось куда хуже воздержания от наркотиков, поскольку кроме психолога Стива, не поддававшегося различного рода соблазнениям, остальные представители сильного пола были весьма жалки. В Лас-Вегасе я не спорила с ограничениями, наложенными на меня Лиманом, потому что всё ещё ярко и живо помнила ту свою роковую ночь с Феджевиком. И не хотела, чтобы кто-либо прикасался ко мне вообще.
Брэндон Лиман заверил меня в том, что способен удовлетворить любой каприз своих клиентов, будь то ребёнок нескольких лет от роду, опытный соблазнитель или добытая для экстремиста автоматическая винтовка, хотя в данных словах было больше хвастовства, нежели фактов: я никогда не видела ничего подобного. Что действительно происходило на моих глазах, так это незаконный оборот наркотиков и перепродажа краденых вещей, надо сказать, дела не стоящие ровным счётом ничего в сравнении с другими, проворачивающимися в городе совершенно безнаказанно.
По квартире бродили проститутки различного класса в поисках наркотиков — некоторые, судя по внешнему виду, брали дорого за свои услуги, иные находились на последней стадии нищеты, были и платившие наличными, другие записывали в кредит, а временами, в отсутствии главаря, плату натурой взимали и Джо Мартин с Китайцем. Доход Брэндона Лимана рос и за счёт кражи машин подсаженных на крэк бандой несовершеннолетних, впоследствии он переделывал автомобили в тайном гараже. Там Лиман ставил новые номера и продавал в других штатах, что также позволяло и ему менять своё средство передвижения раз в две-три недели, а, значит, и избегать возможности быть вычисленным по этой примете. Всё содействовало лишь увеличению его волшебной пачки банкнот.
— С твоей несущей золотые яйца курицей у тебя уже мог бы быть пентхаус вместо нынешнего свинарника, самолёт, яхта, да всё, что бы только ни захотел… — упрекнула его я, когда из свинцовой крыши хлынул поток вонючей воды, и нам пришлось пользоваться находящимся в спортзале душем.
— Хочешь яхту в Неваде? — удивившись, спросил он меня.
— Нет же! Всё, что я прошу, это приличная ванная комната! Почему бы нам не переехать в другое здание?