ащий сверху нож и медленно достал его из ящика. Это оказался бутербродный нож для намазывания масла. Валентин Иванович взял его в правую руку лезвием вниз и изо всех сил зажал в кулаке. В этот момент дверь распахнулась. Перед ним в луже крови стояла его жена ― то, чем она теперь стала. Ее насквозь пропитанная кровью ночная рубашка была разорвана, на теле зияли страшные раны; кровавые следы босых ног вели через всю комнату от распахнутого настежь окна. От ужаса Фролов оцепенел. Страшное зрелище приковало его взгляд; он не видел ничего вокруг, кроме стоящего перед ним кошмара и не заметил, был ли позади нее в комнате кто-то еще. Ее горло издавало глухие булькающие звуки, в мертвых глазах была пустота. Она простерла к нему руки с растопыренными пальцами и сделала шаг вперед, пытаясь схватить. Валентин Иванович, не отдавая отчета в своих действиях, занес нож и с размаху всадил ей в голову, проткнув ее сверху, словно тыкву. Она зашаталась и рухнула на спину, назад в свою комнату. Валентин Иванович почувствовал саднящий удар страшной силы изнутри грудины и стал задыхаться. Он понял, что не выдержало сердце. С заплетающимися ногами он сумел добраться до тумбочки с лекарствами; упав, опрокинул их все, лежа схватил из кучи склянок одну с нитроглицерином и высыпал себе в рот все ее содержимое; потом мир для него погас, спасительная тьма поглотила его ― он потерял сознание. "Мне пришлось убить собственную жену," ― извиняющимся тоном сказал Валентин Иванович. Пожалуй, ему досталось больше, чем мне или Славе, подумал я. Дальнейшая история была почти банальной. Когда он очнулся, начало вечереть. Он не мог оставаться в номере. Стараясь не смотреть на мертвое тело жены, он прошел к двери, разобрал сделанную утром баррикаду и вышел сначала в подъезд, а потом наружу. Пансионат был пуст. Ему попались несколько трупов со следами насилия, обезображенных до неузнаваемости; они были частично разорваны и съедены. Потерянный, почти утративший рассудок, он вышел за ворота и побрел в лес, буквально куда глаза глядят. Он бесцельно шел, петляя, несколько дней и ночей и в конце своего отчаянного похода набрел на дом, где укрывались с полдюжины незнакомых друг другу людей. По дороге он встретил нескольких зомби, но сумел убежать от них. Про укушенную руку Валентин Иванович вспомнил пару суток спустя, когда отлежался и немного пришел в себя. Рана быстро заживала, рука потихоньку начала двигаться; вот только шрама, похоже, было не избежать. В кровавой суматохе тех дней он никому не показывал рану и не говорил об укусе, не придав этому значения. Фролов рассказал новым друзьям о своих злоключениях, умолчав о ранении ― не из умысла, а просто забыв о нем. Первое время люди не осознавали инфекционную природу зомби; они не сразу стали связывать укусы и последующее перевоплощение. Случись с ним это позднее и расскажи он об укусе кому-нибудь, в худшем случае его бы убили на месте, в лучшем ― вывели бы из убежища и расстреляли. Потом ему, как и всем прочим, пришлось выдержать жестокую многомесячную борьбу за существование. Рассказ о ней был во многом похож на мою собственную историю, поэтому я опущу его. Когда все, с кем он делил боль и ужас наступивших черных дней, погибли и он остался один, судьба привела Валентина Ивановича к особняку, где в то время жил Слава. Дальнейшее я знал. Фролов заметил, что за все это время он рассказал об укусе лишь двум людям: Славе и Маше, а вот теперь и мне. Со временем, слушая рассказы других и увидев своими глазами случаи заражения, он понял, по краю какой пропасти чудом прошел и не свалился. Он много думал об своем случае, анализируя и пытаясь понять, чем вызвано его чудесное спасение; почему он не заразился, как заражались все без исключения, и не стал одним из кровожадных монстров, которыми кишели в то время окрестные леса. Разумеется, без врачей и медицинского оборудования он мог дать лишь философский ответ на свой вопрос. Но даже с этим ничего не вышло. Единичный случай иммунитета не позволял выстроить систему, не давал никакого объяснения. Это было исключение, которое подтверждает правило; а правило заключалось в том, что не выживает никто. Тем не менее, Валентин Иванович пока еще был жив, хотя и надломлен морально. Он отчаянно нуждался в новом личном мировоззрении, которое позволило бы ему продолжать жить дальше после того, как весь его мир в одночасье рухнул. Он решил, что должен жить хотя бы для того, чтобы однажды кто-нибудь из уцелевших, обладающий соответствующими возможностями, исследовал его феномен; это позволило бы найти лекарство, противоядие от новой чумы наших дней. Это решение поддерживало его и поддерживает сейчас. Оно заставляет его заботиться о теле и содержать его в приличной форме ― не ради себя, а ради потенциального вклада в будущее спасение человеческого рода. Слава был солидарен с Фроловым. Он отчетливо сознавал, какую ценность представляет подтвержденный случай иммунитета; какой уникальный шанс он в себе несет. Поэтому они и хотели уйти ― имея представление о том, что творилось в этих местах на протяжении последних месяцев, оба понимали, что здесь рассчитывать на разгадку тайны иммунитета и, возможно, природы самого вируса, не приходится. Они надеялись, что где-нибудь еще им повезет обнаружить уцелевшую колонию вменяемых людей, не до конца озверевших и обладающих хоть каким-то медицинским оборудованием. А встретить в такой колонии врача или микробиолога было и вовсе пределом их мечтаний. Рассказ Валентина Ивановича глубоко поразили меня. Я испытал невольное уважение перед силой его духа и готовностью служить человечеству. Думаю, я должен благодарить судьбу за то, что она свела меня сначала со Славой, а через него ― с Фроловым. Эта встреча и его рассказ воодушевили меня и вселили в мое сердце новую надежду на то, что для нас ― людей ― пока еще не все потеряно. В свете того, что я услышал в тот день, славино приглашение стать членом их отряда и мое согласие приобретали огромное значение. Они доверили мне тайну чрезвычайно важности; знание этой тайны и признание ее ценности автоматически налагало на меня обязанность всеми силами защищать жизнь и здоровье Фролова от любых возможных угроз. Слава и я, подобно принявшим обет средневековым рыцарям, должны были любой ценой доставить принцессу ― Фролова ― в замок ее отца; там она будет в безопасности, а это очень важно для спасения всего нашего королевства.