29 МАРТА
Данку и Кшисека выпустили из Белой палаты. Почему так быстро, не знаю. Беате разрешили свободно уходить и приходить, и Данка подговорила ее поехать в деревню за маком. Объяснила подробно, как добраться. За все уже было заплачено, и Беата привезла мешок соломки. Мы втащили его через окно, а вечером все, кто был в курсе, уже ходили подогретые, и я тоже.
30 МАРТА
Подогрев идет полным ходом. Я обманула Беату, сказала, что сегодня мы ничего не готовили. Не хочу, чтобы она в это втягивалась. А сама понемногу начинаю раскисать. Это из-за наркотиков. От них я как-то сразу размякаю, становлюсь страшно плаксивая, все меня раздражает. И тогда я стараюсь держаться подальше от людей
31 МАРТА
Наконец это случилось. Воспитатель раскопал весь товар и вместе с ним накрыл Данку, Кшисека и Артура. Но они сознались только насчет себя. А я сказала только, что про все знала, но не участвовала. Для меня самой это был шок. Котан тут же собрал всех на «сходку» и заявил, что наказывает нас не за нашу болезнь, а за вранье. Я не знаю, что мне делать. Признаться боюсь. Подвела я Котана.
4 АПРЕЛЯ
Меня в первый раз отпустили в увольнительную под присмотром Беаты. Но ведь это просто смешно. Беату точно так же тянет колоться, как и меня. Мы гуляли по Варшаве; побродили по знакомым закоулкам. Я зашла к пани Марии. Чувствовалось, что она меня осуждает. Кажется, она так и не может понять, почему я пошла этой дорогой, несмотря на то, что у меня и дома вроде все в порядке, и родители такие хорошие. Вышла я от нее какая-то пришибленная. Я никогда не рассчитывала, что кто-то меня за это похвалит, но сегодня почувствовала, что лани Мария абсолютно во всем обвиняет меня одну, а я с этим никак не могу согласиться. Мы с Беатой искали, где раздобыть наркотики. Но, может, это даже к лучшему, что не нашли. Обратно я возвращалась в кошмарном настроении!
5 АПРЕЛЯ
Тоска не проходит. Я ничего не делаю, а ведь есть столько интересных вещей, которыми можно было бы заняться. Наверное, это-то меня как раз и угнетает. Мне бы хотелось с кем-нибудь поговорить о моих проблемах, но я не доверяю людям. Мне хотелось бы вылечиться, но та моя гнилая жизнь меня все еще притягивает, и крепко держит.
Ночью Данка собралась бежать. Я ее убеждала, что это бессмысленно. Она осталась, но я и сама во все это больше не верю.
Не пойму, куда же меня все-таки клонит. То хочется лечиться, а то снова тянет на наркотики. И так без конце.
7 АПРЕЛЯ
Была на обследовании у психолога. Заполняла разные анкеты-тесты, потом мы разговаривали о моих проблемах. На этот раз я была более разговорчивая. Но рассказывала о себе, как о совершенно постороннем мне человеке. Неужели все это было со мной?
10 АПРЕЛЯ
Приезжал папа. Мы прогулялись по Варшаве, приятно провели день. Потом он отвез меня обратно в отделение.
Вчера Беата Вечером к нам приняла дозу, а сегодня сбежала, зашел Котан. Беата все ему выложила про наши совместные подогревы. Он окончательно добил меня тем, что ничего не сказал отцу. Ночью не могла уснуть — мучили угрызения совести.
11 АПРЕЛЯ
На «сходке»’ устанавливали новые порядки в отделении. Теперь за каждое нарушение будут отправлять в Белую палату. Я даже не слушала, о чем они там говорят. Котан заметил, в каком я подавленном состоянии и спросил, не хочу ли я с ним поговорить. Я все ему рассказала.
Он расстроился, что я, оказывается, настолько сильно влипла. Но все равно он не теряет надежду, что я выкарабкаюсь.
Я его обманула, а ведь сама уже почти поверила, что у меня хватит сил удержаться, если возникнет такая опасная ситуация.
Беата вернулась. Жалко, что она не была со мной у Котана.
12 АПРЕЛЯ
Я ходила проведать Беату в Белую палату. Она мне сказала, что сама не знает, чего ей хочется. Здесь этого никто не знает. Но, может быть, когда-нибудь мы все-таки поймем, что же это на самом деле такое — наша наркоманская жизнь.
16 АПРЕЛЯ
Мы поехали на экскурсию в Казимеж-Дольны. Прогулялись вдоль Вислы, попили чаю в «Барылке». Наверное, забавно мы выглядели со стороны. Хороши туристы, нечего сказать. Потом были в каком-то музее. Там экскурсоводша стала нас под конец развлекать всякими байками про сумасшедших. Представляю ее физиономию, когда она узнает, что мы из психушки.
17 АПРЕЛЯ
Данка все-таки сбежала. Потом, правда, вернулась но назад ее уже не хотят принимать. Она из кожи вон лезет, хочет добиться, чтоб ее взяли, но, по-моему, у нее ничего не выйдет. Дарек наширялся «компотом». Его отправили в Белую палату. Я думаю, «гера» — это уже начало конца. У нас теперь новая зав. отделением, новые порядки.
19 АПРЕЛЯ
Всем скопом были в кино. Для местных жителей наши хождения по городу — всегда маленькая сенсация. Интересно, что, эти люди про нас думают? Вечером Марек обрился наголо. Но в этом даже есть что-то забавное.
Дакку так назад и не приняли. Но зато у нас теперь Гуська и Кася. Они уже на «двойке».
25 АПРЕЛЯ
На «сходке» заведующая рассказывала про новые правила, устанавливала время занятий, порядок выписки за побеги. Я, на все эти новшества смотрю мрачно. Хотя, может, так и нужно? Ведь до сих пор мы, по сути, слишком много могли делать безнаказанно. А в психушке, например, когда мне однажды захотелось уколоться» меня на три дня привязали ремнями к кровати и, кололи в задницу фенацетин. А здесь как-никак считаются с твоей почти свободной волей. И при желаний можно хотя бы свободно выписаться.
26 АПРЕЛЯ
Котан продолжает ставить свои эксперименты. Беата попалась на его удочку. Ей кто-то показал шприц с товаром, и она тут же согласилась двинуться. А за занавеской стоял Котан. Подкарауливал. А что, собственно, караулить? Просто другие уже знали про эти его фокусы, а Беата еще нет. Но Котан уверен, что, если кто-то в такой ситуации откажется от наркотика, значит, он на самом деле хочет лечиться. По-моему, он ошибается.
У нескольких человек на «тройке» пока еще есть шанс вернуться к нормальной жизни. Сегодня я не могла высидеть на психотерапии. Разговоры только про наркотики. Вернее, про то, как от них избавиться.
С терапии я ушла. Нервы у меня совсем сдают.
28 АПРЕЛЯ
Второй день подряд сплю. Утром приходил Котан. Я не захотела с ним разговаривать. Потом пришла врач. Забрала меня в процедурную? Проверила зрачки, давление, посмотрела, нет ли следов от иглы. Спрашивала, чего я наглоталась. Я сказала, что у меня просто болит голова и вообще апатия. Беата тоже думает, что я села на дозу. Но это неправда. Просто у меня такое состояние, когда ничего не хочется. Абсолютно ничего. Меня нет. И я снова улеглась в кровать спать дальше.
29 АПРЕЛЯ
Сегодня пошла на занятия. Это был последний, прощальный день пани Стаси. От этого мне сделалось еще грустней. Хожу как в воду опущенная, ничего не делаю. Такое вот наркоманское ничегонеделание. Живу как бы против воли. У меня такое ощущение, будто я постоянно пытаюсь искать какой-то смысл во всем, что меня окружает. Неужели созреть до этого можно только годам к тридцати, не раньше?
Мне кажется, я уже не могу больше жить. Я заблудилась по дороге к жизни. Что было перед этим? Кусочек детства, все эти «можно-нельзя», запреты и приказы. Потом чудовищный бунт. И полное поражение. А в конце триумф взрослых: «Ведь мы же говорили!» Остались только запах больничных палат, лица душевнобольных и ненависть к миру, к людям, к жизни. И еще желание себя прикончить.
Я по-прежнему живу среди людей. Пусть даже среди наркоманов, Но это не жизнь. Наверное, я уже не стану за себя бороться.
2 МАЯ
Несколько человек у нас — выпускники. Завтра у них письменный экзамен по-польскому. Аттестат. Дотяну ли я до него? Еще целый год. А что через год? Через год может случиться все что угодно. Это значит, что меня уже просто может не быть.
Отсюда все время кто-то сбегает, потом снова возвращается. Перед началом сезона народ страшно взвинченный. Всех здешних тянет на наркотики, рвутся побродить по свету.
Я получила увольнительную. Еду домой. Я рада, очень хочется домой. И не хочется колоться. Мечтаю хоть немного побыть дома. Котан спрашивал, достаточно ли хорошо я себя чувствую, смогу ли на воле удержаться от наркотиков. Народ уверен, что я обязательно сорвусь. Так они мне и сказали на терапии. А что я сама? Не знаю. Просто не знаю.