- Котя спокойно живет и так.
- Кто знает, может без этого она не сможет вернуться.
- Вернуться? О чем ты? Она никуда не выходит, я сотню раз говорил.
- Да, я так, о своем, о старческом. Плесни-ка мне лучше чайку, - он протянул мне кружку, указывая на закипающий чайник.
Я молча взял ее. Поставил рядом со своей и начал рыться в ящике в поиске чая. Так, так, какой я хочу сегодня?
- Дед?
- На твой выбор. Мне как-то все равно. Вкус уже не так важен. Главное ведь с кем пить.
Я кивнул и заварил сибирских трав, дурманяще пахнущих можжевельником.
К чаю достал глиняный горшочек с медом и облепиховое варенье. Печенье уже стояло на столе.
Дед отпил немного и уперся взглядом в меня. Ага, аппетит портит. Я демонстративно проигнорировал его, намазав на печеньку мед. Сладко, как я люблю.
- Ну? Не тяни кота за хвост. Что тебе снилось?
- Кошмар, - отпил и поморщился. Не угадал со вкусом. Хотелось бы чего-нибудь более мягкого. Может, майского сбора или молочного улуна. Ладно, не суть.
- Понял уже, что не райский сад. Дальше, - ему бы дознавателем работать. Хотя кто знает, кем он был раньше.
- Теневое метро. Уже не в первой. Но только вчера один из этих снов ожил. Я видел мертвую девушку, которая мне до этого снилась…
Я постарался вспомнить все, чтобы услышать более точный вердикт деда, но тот завис. Информацией он явно делиться не хотел, но что-то не давало ему покоя.
- Ты уверен, что видел Верочку? – он озабоченно крутил в руках крошащуюся печеньку.
- Абсолютно, - я слегка приподнялся. Напряжение передалось и мне. Прямо как тогда, когда отражение начало отставать от меня. Мне было пять, и деда это пугало.
- Странно, - он устало потер виски. Поморщился и вновь нацепил добродушную маску. – Ничего не могу сказать – слышу о подобном впервые. Вот если бы ты спросил о…
Видимо играть роли – это семейное. Но не в этот раз.
- Тогда может Соболев знает?
Старик чуть не выронил кружку, но стиснул пальцы на хрупкой ручке. Заходили желваки.
- Недооценил, - кивнул он. – Читал?
- Да.
- А как же обещание? – он зажевал губы.
Было такое дело. Маленький я поклялся, что не буду трогать дедовские вещи без его разрешения.
- Я вырос, - пожал плечами.
- Заметил, - старик усмехнулся. – А я уже в который раз провалился в воспитании.
Его глаза помутнели, и я понял, что это надолго. Если он начнет вспоминать свои косяки, то мы и до вечера не управимся, а мне еще Тошу к Сохе вести.
Сначала он заговорит обо мне, потом о сестре, перескачет на мать, а там…
- Если бы я лучше тебя обучал, уделял внимание твоей социализации, то…
- Я бы полностью зависел от тебя и ждал одобрения каждого шага, - остановил поток его речей. – Мы сейчас не о семье, а о Соболеве. Кто он?
- Мой старый друг, - дед вздохнул и помрачнел. – О таком можно было только мечтать. Верный, как пес, и невероятно смелый. Он никогда долго не думал, когда кто-то нуждался в помощи. Честно, он был героем. Всегда жил ради других. Надежный работник, бесстрашный солдат. Все его знали только с лучших сторон, и только я видел его настоящего, слабого и нуждающегося в поддержке. Я видел и то, как он плакал от бессилия и то, как трясся от ужаса, накатывающего на него после совершенного. Он умел собираться и лезть грудью на амбразуру, но мне можно было знать обо всех его слабостях. Он доверял мне. И если я шел в пекло, то он за мной. А потому я чувствовал себя виноватым каждый раз, когда с ним обходились несправедливо. И потому же добровольно уходил в тень, когда сиял Родион Соболев. Он умел собирать вокруг себя людей и поддерживать их дух. Так было и во время войны. Он прошел ее, как полевой медик, от начала и до конца без единого ранения. Вот только удача отвернулась от него в сорок седьмом. Был убит на Сокольниках обычным вором. Герой и просто хороший человек из-за каких-то пяти рублей… - дед поник.