Я отступил на еще один шаг. Он рассмеялся. Постоял так немного, будто привыкая к позе, и резко подался вперед, облизав губы чрезмерно длинным языком.
Зубы удлинились и заострились. Его челюсть выдвинулась вперед. Уже не рот, а пасть. Нос сморщился, руки удлинились.
Кто он, черт возьми?!
Форменная одежда разорвана в районе грудной клетки, обнажая покрытые гнилью кости.
Я видел такое? Дневники… Не помню! Ничего не помню.
- Они… заинте-ресо…ваны. Он… ищет, - рвано выплюнул вместе с ошметками крови тот, кем стал мороженщик. – Идет по сле-ду, - захихикал, как гиена. – Ты никого не спасешь! – четко, ярко. – Никого! Все умрут! Все!
Он согнулся пополам и заплакал, как ребенок. Почему никто не обращает внимания? Он же мертвый и громкий! Неужели..?
Я огляделся. Люди по-прежнему шли по своим делам, находясь в своих мирах и ритме. Тоша хмурил брови. Он явно не понимал, чего это я застрял. Да и мороженое вот-вот начнет стекать у меня по рукам.
Я вновь посмотрел на мороженщика.
Что?
Веселый худой молодой парнишка отдавал сладость в руки маленькой девочки, неуверенно тянущейся к нему из-за спины своей серьезной мамы.
А где тот, одутловатый?
Опять привиделось?
Мне и правда, пора отдохнуть.
Я резко ускорил шаг и безвольно опустился рядом с Тошей.
- Дружищ, ты сегодня какой-то странный, дерганный весь, - заметил он.
- Знаю.
- Похоже, ты все же заболел…
- Не отдам, даже не надейся, - вот же лисья натура. Своего сладкого что ли мало? Я фыркнул и демонстративно куснул эскимо.
- Ну, вот, - а, он уже все схомячил. – Простынешь, сам виноват.
- Кто бы говорил!
- Ладно, так и быть. Будем лежать в одной палате.
- Только если в психушке.
- Это уж точно.
Мы рассмеялись. Мы просто знаем больше, чем стоит говорить. Мы просто видели то, для чего нет, да и не будет объяснения.
Но может оно и к лучшему?
Кошусь на мороженщика. Обычный. Но вот за его спиной… Там стоит другой. Плачет и смеется, стараясь обнять парня.
***
После мороженного мы еще зашли в продуктовый и купили сладостей к чаю. Не с пустыми же руками являться. Соха, конечно, примет нас любыми, но все же совесть не позволяет. Не радушно это, да и не по-дружески.
А так мы вместе попьем чай. Он у него хороший, северный и согревающий. Бодрит и настраивает на беседу. А что еще нужно? Люблю я наши посиделки втроем.
Я нажал на потертый, висящий на проводах звонок. Звука не слышно, значит, Ларс опять его сломал.
Тоша саркастически поднял бровь, мол, гляди, ничего-то сам он не может, наш великий охотник. Как будто самого бы Тошку заботила бы такая мелочь.
Я его проигнорировал и застучал в дверь. Где он ее только нашел? Она явно старше самого дома. Ржавая вся, погнутая, в потеках, сверху и вовсе гарь, а в центре в нее словно головой долбились. Вон и кровь засохшая есть.
Два спокойных удара, три быстрых, один спокойный. Раз, раз, три, раз. Так он сразу поймет, что это мы.
- Приперлись?- дверь резко распахнулась, заставив меня отскочить. Он что, караулил?
- Изображал из себя верного пса? – я иронично усмехнулся.
- Спасался, отрезал он. Божечки, научите его говорить подробнее и нормальнее, а не этими рублеными фразами. Я даже готов заплатить тому, у кого это получится.
- От чего? – Тоша опять навалился на меня, словно собирался залезть ко мне на спину.
- От бедствия, - Ларс затащил нас в квартиру и захлопнул дверь.
- У тебя гости, Ларси? – раздалось из комнаты. Голос явно женский. Я бы даже сказал девчоночий. Звонкий и несколько обиженный. – А мне сказать? Я же твой…
Твой? Я ошибся?
- Заткнись, я тебя вообще не ждал, - рявкнул наш вечно спокойный Соха. Ого, он и так умеет. Неожиданно. Я думал, что ничто не способно выбить его из колеи. Он же просто олицетворение душевного равновесия.
В комнате какой-то шум, писк, тихий смех. И кого еще, кроме нас мог пустить Ларс.
Я с любопытством заглянул внутрь, Тоша же не стал ждать и опять пихнул меня, заставив сделать еще пару шагов и оказаться в комнате. Соха вошел последним, сел на стул с одеждой и сжал виски, точно готовился произнести речь.