Но правда в том, что мы оба мертвы. Она стала лужицей воды, растаяв точно туман на солнце, а я обернулся призраком, лишившись своего тела.
Нам никогда не быть вместе.
Встряхиваюсь. Дрожу.
Кто это воет? Я?!
Музыка то ускоряет, то замедляет темп, не давая опомнится. Меня бросает из стороны в сторону, будто я попал в шторм. Иллюзия! Проклятый морок.
Ощущаю сотни прикосновений, задыхаюсь и бьюсь в агонии, что слаще тысячи поцелуев. Эта боль и отчаяние ярче, чем эйфория. Это все не мое… Но это подобно наркотику, который вкалывают без твоего разрешения, и ты уже не в силах сопротивляться.
Звук флейты видоизменяется, танцует и извивается, напоминая клубок змей. К нему добавляется серебряный звон, точно некто бьет в миниатюрный колокол, требуя обратить на него внимание, но постоянно ускользая от взора.
Сейчас я тебя поймаю! Ну, ты погоди!
Слышу сбивчивое дыхание. Оно мое? Нет, нет…
Тело выгибается без моей воли и мне кажется, что я слышу хруст. Что это? Позвоночник… Все мои кости. Они словно мгновенно стареют, ломаются и становятся прахом, принося покой. Наверное, вечный.
В танец мелодии вступает скрипка, плача, как дитя, брошенное нерадивой матерью в лесу, скоро оно умрет и его примет в свою свиту покровитель, чтобы любить, как свое чадо. Вот только он уже видит печальный финал – любовь к человеку, поцелуй и смерть. Его дитя растворится, обернувшись роем светлячков.
Многие твари так сильно любят людей, что не боятся смерти. Они готовы отдать все ради единого мига. Человек этого никогда не оценит.
Чувствую касания, нежные губы. Не моя память. Но я не хочу уходить из этого бреда. Я хочу еще и еще этого сладкого яда! Касайтесь меня, любите меня, будьте со мной.
Не оставляйте меня одного, пожалуйста. Я знаю, что я умру в одиночестве. Оно отравит меня, согнет в бараний рог, перемелет и выплюнет.
Я так боюсь быть один….
Целуйте меня, мои искусанные губы.
Если хотите – убейте. Только не бросайте!
Скрипка приглашает за собой голоса. Один, второй… Больше! Еще и еще!
Тону. Захлебываюсь. Улыбаюсь. Как же я счастлив.
И тут подобно обуху по голове я проваливаюсь в свой кошмар. Метро двенадцать минут, Верочка, стоящая на платформе.
— Тебе никого не спасти!
Я обернулся и вздрогнул.
Под сенью Всевышнего покоится.
Я вижу еще одну девушку, которая была в моем ожившем кошмаре. Поломанная, как тогда, когда я увидел ее за стеклом. Стоит, пошатываясь из стороны в сторону и смеется, точно некто нарисовал ей вечную улыбку.
Она точно марионетка на шарнирах. Вот сейчас кукловод уронит нити и она рухнет. Сложится пополам. А потом… Внутри нее окажется только вата. Игрушка. Чертова игрушка.
— Убирайся, – кричу и не слышу. Ору во все горло – ни единого слова.
Это немое кино, а я в нем главный актер.
Свободная белая сорочка и простая кроличья полумаска с ушками, открывающая нижнюю половину лица... Как в тот раз. Жутко, совсем не мило. Волосы на этот раз не висят патлами, а собраны в две косы, необычные синие глаза неподвижно смотрят на меня, с подбородка стекает кровь, пачкая ее одеяние еще больше. И кожа… Бледная, скорее даже серая. Кажется, что еще немного, и она разойдется по невидимым швам. Вон, я уже это вижу. Раны сухие, бескровные, но в них копошатся опарыши.
Девушка мертвая. Безвозвратно мертвая. Разлагающаяся. Я чувствую этот мерзкий тухлый и сладковатый запах гнили.
Я почти не дышу. Она же медленно закрывает глаза, точно старая заводная игрушка. Один удар сердца. Еще… Оно предательски старается остановиться. Так же нарочито медленно открывает, как заедающие жалюзи на окнах.
Я сглотнул. Сердце передумало и заколотилось. Видимо ему захотелось сбежать и оставить меня наедине с ней. Не могу отвести взгляда – мне почему-то хочется на нее смотреть, рассматривать и замечать детали, которые я мечтаю забыть. Одно хорошо, не дрожу. Но что мне делать? Чего она хочет от меня.