— По дневникам ничего, — поморщился Тоша. – Но вот…
Так он рассказал о фотографии и странном поведении деда. О том, «о ком лучше не знать». Я же дополнил про старика с неподходящим его облику взглядом.
Он вздымает руки вверх и смеется.
— Непонятно, — кивнул в такт каким-то своим мыслям Ларс. – Совершенно непонятно. Никогда не встречал подобного. Может демон? Подселение? Одержимость? Замещение?
— Не похоже. К тому же для подобного нужно приглашение, — покачал головой я и замер перед входом в лечебницу. Здание довольно старое. Вроде построено на месте бывшей усадьбы, если я точно помню.
Друзья тоже остановились, обдумывая сказанное. По крайне мере я на это надеюсь.
Я оглядел кирпичное двухэтажное здание, к которому примыкала церковь. Интересно. Поверь и избавься от всех бед. Так вроде, да? Если бы только это всегда работало. Хотя может все дело в убеждении. В том, что человек вкладывает в свои слова и действия.
Эффект Пигмалиона с его ожившей Галатеей. Он настолько сильно верил, что она живая, что камень стал плотью.
— Старое, — приложил палец к губам Соха. – Века девятнадцатого. Но я почему-то ничего не чувствую, точно оно стерильно от всех сущностей.
Я согласно кивнул. Мне тоже было совершенно спокойно.
— Ну, значит, не настолько и старое, — хмыкнул Тоша.
— Это как посмотреть…
Я не стал ничего говорить и направился внутрь, чтобы столкнуться нос к носу с сухопарым мужчиной в белом халате. Он был на две головы выше меня, но сутулился, от чего казался меньше, чем есть. На его тонком носу сидели круглые очки с цепочкой, ведущей к нагрудному карману. Под чуть раскосыми глазами залегли черные тени, а в темных волосах проглядывала седина. Он взглянул на меня так, что я вздрогнул. Глаза… янтарные с красным обручем.
Мое отражение…
Бах.
Он моргнул и отрешенно посмотрел куда-то сквозь меня. Туда, где небо заворачивало за горизонт, растворяясь в кромке леса. Его глаза постепенно стали самыми обычными, бледно-голубыми, как стекляшки.
Мужчина кашлянул и, наконец, сфокусировался на нас, мимоходом поправив прическу, из которой выбились несколько прядей. Тонкие ладони с длинными пальцами были обтянуты плотными медицинскими перчатками. Хотя, будь они черными, ему бы больше пошло. Подчеркнуло бы некое сходство мужчины с доберманом.
— Александр, — утвердительно сказал он и выдохнул. Тот самый коньячный голос, разбавленный водой. – Я вас уже ждал, — добавил он с нотками упрека, словно мы опоздали на пару часов. В самом же деле мы приехали даже чуть раньше.
— Доброе утро, Игорь Алексеевич, — приветственно кивнул я, не став протягивать руки. Все же свои он почти сразу спрятал за спину, явно намекая, что против подобного контакта. Никаких прикосновений и теплых разговоров. Даже не рассчитывайте.
Впрочем, я и не ожидал радушного приема, чай не в гости пришли. Да и он нас не особо хотел здесь видеть, просто решил вернуть должок.
— Пойдемте, — неопределенно махнул он и скрылся внутри. Мы нерешительно переглянулись и последовали за ним.
Странный он, в чем-то даже неприятный. Точно такой, какие нравятся моей тете. Она всегда водила знакомства с теми, кто во мне вызывал если не чувство дискомфорта, то неприязнь.
В голове кольнуло.
Тот незнакомец… Он говорил, что встречался с ней, как человек.
Она ничего не чувствовала даже тогда, когда он был рядом. Касался ее и спал подле нее точно верный пес.
Ей бы пошла изящная маска. Он же дал ей больше, а она отказалась. Он был с ней, как человек, а она все забыла. Люди всегда забывают.
Дед тоже считал, что она не может спокойно жить. «Наша Агата любит сложности. Без них ей становится скучно. Ей жизненно необходимо лечить, перевоспитывать и быть если не серьезным врачом, то доброй учительницей или заботливой матерью для уже взрослых людей», — вздыхал он.
Она же рано ушла из дома. По словам деда в молодости она была еще той оторвой. Жаль, что изменилась. Я застал ее уже той самой классической тётушкой, которая не способна на бездумные выходки. Хотя…
Я снова с сомнением покосился на врача. Отношения с таким типом стали бы самым безрассудным действом. Конечно, может оказаться, что я слишком предвзят, но мне кажется, что подобные люди не умеют делиться теплом, только принимать.