Синие? Маска?
Меня прошиб холодный пот. Кролик… Та, которая могла оборвать мою жизнь. Точно ангел, расправивший крылья. Последнее видение перед тем, как исчезнуть.
— О, а вот и то, что нам нужно, — врач застыл перед дверью, достав из кармана ключи. – Коленька опять буянил, — доверительно сообщил он нам, поворачивая ключ в замке. – И его пришлось изолировать от остальных. Надеюсь, что сейчас он успокоился.
Толкнул дверь и вошел внутрь. Огляделся и только тогда запустил нас.
В маленькой комнатушке на кровати сидел человек и рисовал, закусив язык. Он усердно водил карандашом по тонкой бумаге и не обращал на нас никакого внимания. В его глазах цвета спелой листвы полыхали искорки возбуждения, а на высоком лбу выступил пот. Если не обращать внимания на отросшие неухоженные волосы и болезненную худобу, он был гораздо привлекательнее врача. Правильные черты лица и некая актерская харизма не давали разглядеть в нем больного или безумца. Он выглядел так, словно может в любую минуту встать и уйти, но пока у него не возникает подобного желания.
— Коленька, я привел к тебе посетителей, — мягко начал Игорь Алексеевич, точно говорил с ребенком.
— Я никого не жду, — чуть отстранился от рисунка Коля и прищурился, любуясь результатом. Провел пальцами по изображению, нежно, почти ласково. Что же там нарисовано черным цветом?
— Но… — растеряно смотрел Игорь Алексеевич. Он казался школьником, вызванным к директору из-за поступка, которого он не совершал.
Это еще больше подтвердило мое первое впечатление. Николай в этих стенах по своей воле. И он вертит всеми так, как ему вздумается.
— Никого. Если это от брата, то пусть уходят. Я ему все сказал. Мне надоело искать ответы на вопросы, которые он даже не может понять. До тошноты надоело пытаться устроить свою жизнь. Молить, просить помочь и бесконечно ждать, словно я бессмертен. Касаться и не чувствовать отклика, признаваться и знать, что никогда не получу ответа. Понимаете, доктор? Это невыносимо. Я устал плакать. Дни проходят, слезы высыхают, но… Все, у кого я просил любви, никогда больше не полюбят меня. Я могу только приходить к ним на могилу, — в голосе бескрайний океан отчаяния и боли. – Я больше ничего не хочу.
Зря мы пришли. Не стоит тревожить его раны. Он не болен, он просто слишком устал. Перед нами сидел старик в обличье молодого мужчины. Тот, кто видел рождение и смерть. Он как Дедал, ставший свидетелем гибели своего глупого сына и творения. Он тот, кто своими руками толкнул самое важное в пропасть. Навстречу солнцу. Или он и есть это пресловутое солнце, чьи объятия невозможно пережить?
— Они не от вашего брата, — тихо заметил Игорь Алексеевич.
— Да? И что им тогда от меня надо? – Николай скорчил гримасу, вскинув бровь, и посмотрел на нас. – Что вам надобно, дети? – насмешливо передразнил сказочных персонажей. – Я не баба-яга. Клубочка нет, и забор из ваших костей не хочу начинать строить. Тогда потребуются еще, а ко мне не так часто приходят, чтобы хватило на полноценную ограду.
— Мы хотели поговорить о… — начал я.
— Я купил вашу квартиру, — перебил меня Ларс.
— И что? Есть жалобы? – засмеялся тот. – Мой братец наверняка все вылизал. А если что идите к нему. А от меня отстаньте. Ничего не хочу знать о том месте. Я просто ищу покоя.
— Нет, — нахмурился Ларс. – Остались ваши записи на стенах, и мы…
— Мм? – тот повертел карандаш в руках. – Продолжайте. Слушаю, — точно это он здесь психиатр, к которому мы все пришли на прием. Сейчас узнает, что нас беспокоит и назначит лечение. – А если что я буйный. Могу начать драться, — широко улыбнулся он. – Ну, или кидаться карандашами. Просто чтобы меня оставили одного и не надоедали со всякими глупостями.
— Не врет, — вздохнул врач, потерев бок. – Вколоть бы успокоительного…
— Так почему не делаете? – постучал ногтями по картинке Николай.
— Не могу, — завороженно проговорил Игорь Алексеевич, точно находился под гипнозом. А может, так оно и было.