Мы ведем разведку под носом у немцев и полицаев. По оврагам, болотам, лесам заходим к ним в тыл. Докукин ориентирует нас на ежедневное столкновение с противником. Сегодня мы напоролись около Дурнева на засаду немцев. Небольшой группой вышли мы на опушку леса, и хорошо, что Докукин, прежде чем пройти открытую поляну, остановил дозор. На той стороне поляны лежали солдаты в желто-зеленых костюмах. Мы решили: свои. Пригляделись — немцы! Они, очевидно, тоже приняли нас за своих. Один из них встает, машет рукой, зовет к себе, а в это время другой ставит рядом пулемет, подтаскивает коробку с пулеметной лентой. Остальные лежат с автоматами.
Открываем огонь. Немцы отходят. Голубев и Круглов бьют им вслед из пулемета. Немцы не выдерживают и бегут. Мы за ними. Но немцы, получив подкрепление, двинулись на нас при поддержке минометной батареи. Пришлось отступить к болоту и до конца дня просидеть по пояс в воде. Ночью мы поползли к Дурневу. Немцы, приняв нас за наступающие части, открыли артиллерийский минометный и оружейно-пулеметный огонь. Это помогло нам установить количество огневых точек противника, их взаимодействие, а также расположение минометных и артиллерийских батарей.
Когда мы уходили из Грядозубова, Докукин оставил группу бойцов с пулеметами. Разведчики ночью засели на чердаках домов, замаскировались. Ни единая душа не знала об этом, не только жители, даже мы об этом узнали лишь сегодня, когда вернулись с задания. И вот что там произошло! Через несколько часов после нашего ухода бойцы с чердаков заметили, что полицейские расставляют на опушке леса огнеметы и идут на Грядозубово развернутым фронтом. Разведчики подпустили их поближе, а потом ударили с чердаков из пулеметов и автоматов. Полицаи удрали без оглядки, даже огнеметы свои оставили.
Докукин и Полешкин считают, что полицейские в Грядозубово больше не сунутся. Наверняка, кто-то наблюдает за нами и докладывает в Боярщину. Теперь этому предателю не поздоровится. Полицейские шли на Грядозубово уверенные, что рота ушла, и вдруг напоролись на засаду. Но кто он, этот предатель?
Каждый из нас становится настоящим Шерлоком Холмсом. Мы всматриваемся в каждого жителя. Может, это Григорий Иванович Иванов? Уж очень у него черная подозрительная борода. Но у него живут наши разведчики Миша Курин, Саша Семенов. Они уверяют, что он хороший человек. Мы подозреваем почти всех жителей. Некоторые доходят до того, что присматриваются даже к нашей дорогой тете Поле. Говорят: муж у нее дезертир. Где-то бродит. Правда, скрывается он от полицейских, но ведь и к нам, в нашу армию, не идет. Кто его знает, что за человек! Не знаю, не знаю. Одно только бесспорно, я в это верю: путаница эта — до поры до времени. Придет час, все станет на свои места. При ясном свете мирного дня будут хорошо видны свои и чужие, друзья и враги.
Каждому свое зачтется.
А мне больше всего не по душе одинокий старик, живущий на окраине села, около леса. Нелюдимый, никого к себе в дом не впускает, даже ни с кем не разговаривает. Всегда он дома, посматривает в окно или сидит на бревнах около калитки. Когда мы идем на задание, он провожает нас таким «напутствием»:
— И куда вы идете? И де ваши косточки ляжуть?
Мне захотелось присмотреться к старику поближе. Я подсела к нему на бревна. На мое приветствие он почти не отвечает. Стараясь быть с ним приветливой, пробую заговорить. Он смотрит вдаль остановившимся, тяжелым взглядом. От его взгляда становится не по себе.
19-е сентября.
Сегодня на Мишу Голубева что-то нашло. Он весь день читает нам стихи, показывая свою эрудицию. А поэзию он действительно знает. Особенно любит похвастать знаниями передо мной и Валей: дескать, смотрите, актриса и учительница, мы тоже не лыком шиты.
В деревне Лосево мы расположились на привал. Ребята разыскали старые, заброшенные пчелиные ульи. Марусин и Чухварин нашли самовар, наполнили его медом и несут этот самовар за ручки, отбиваясь от пчел. Миша декламирует, показывая на них:
— Кто написал эти строчки?
— По-моему, Гейне, — отвечаю я.
— Вы совершенно правы, леди! — подтверждает Голубев.