Валя Лаврова кричит:
— Тоже Гейне!
— О! И вы, синьорита, правы!
Ложимся на голый пол избы. Надо отдохнуть перед заданием. Михаил подходит, встает в позу и, показывая на пол, произносит:
— Откуда?
— Отелло! Шекспир! — отвечаем в несколько голосов.
— Ты перед сном молилась, Дездемона? — обращается Голубев ко мне.
— Да, дорогой мой! — отвечаю я ему в тон.
— О грехах своих подумай!
— Единственный мой грех — любовь к тебе, — басит из дальнего угла Лаврова.
— За это ты умрешь! — делает страшное лицо Михаил и бросается на Валентину, но от мощного ее удара отлетает в сторону. «Вот это объятия нежной Дездемоны!»— смеются разведчики.
20-е сентября.
Мы должны взять полицейского, или привести из оккупированной деревни жителей, или, на крайний случай, поговорить с кем-нибудь из них. Вчера днем мы наблюдали за деревней Борки. Среди высоких диких зарослей — там, где еще недавно была деревня, пробегают женщины в овраг, где находится баня. Лейтенант Яков Ивченко, не отрываясь от бинокля, мечтает: «Эх, взять бы нам вон ту, молодэньку, дюже гарна». Докукин добродушно ворчит: «Да ты на немцев и полицаев гляди, а не бабенок рассматривай!» — «Та немае сегодня немчуры, воны вчера искупалысь… Одни жинки идуть».
Во второй половине ночи залегли в засаду тремя группами. Притаились в густом бурьяне, не спуская глаз с протоптанной узкой тропинки на заросшей дороге. Тропинка, изгибаясь, спускается вниз, в овраг, к маленькому домику с узким оконцем. Это и есть баня. После бессонной ночи, под утренним солнышком трудно уйти от искушения: тяжелые веки сами опускаются… Сейчас уснуть было бы высшим блаженством! Но внутри тебя звучит сигнал: не спи! не спи! не спи! Вздрагиваешь, как от толчка. Сердце — стук, стук, стук! Не спи! Не спи! Не спи! А вокруг никого и ничего. Мы так замаскировались в развалинах и зарослях, что не видим даже друг друга. Знаю точно, что справа, в заросшем разрушенном подвале, залег лейтенант Ивченко со своим ординарцем Дубровиным, но вижу пустой пролом… А вдруг в самом деле никого нет? Может, я проспала, все ушли, я осталась одна? Неодолимо желание подползти ближе к подвалу, или влево к соседу… Может, окликнуть потихонечку? А если встать в рост и посмотреть?
Всюду заросли бурьяна, только кое-где видны верхушки печных труб. Судя по количеству труб, здесь была большая деревня, кипела жизнь, а сейчас можно встретить только одичавшую кошку. Ветерок доносит шуршание шагов, тихий, торопливый женский разговор. Две женщины, озираясь по сторонам, быстро, почти бегом, проходят мимо. Но вот заросли оживают. Из засады выходят лейтенант Ивченко и старший сержант Борисов, подходят к женщинам и делают им знак следовать за ними. Мы отходим в лес. Все происходит тихо, без крика, как будто промчался ветерок и тут же исчез бесследно.
Навстречу спешит Докукин. Ивченко, натягивая фуражку на нос, ворчит: «Ну и спыймалы же мы «языка», шоб нам пусто было». Женщины удивительно некрасивы, как будто природа над ними зло подшутила. Особенно одна из них, на коротких ногах, в розовой атласной кофте с немецкой брошью. На злом лице торчит толстый нос, рот до ушей, глаза — щелочки, гнилые зубы. Обе заскулили. «А ну, потише!» — приказывает Докукин. Но женщины ревут еще громче. «Что же вы ревете, ведь вы у своих? Не рады, что мы вас выручили из плена?» Женщина в розовой кофте всхлипывает: «Гоо-воо-рят, у вас тут расстре-еливают!» «У кого это, у вас? — спрашивает Докукин. — Вы что же, не считаете нас своими?» Курносая поднимает сползающий чулок. «А что же это вы только нас взяли! Там же в бане Фриц и Ганс нас ждали. Мы к ним в баню шли».
Докукин с упреком смотрит на Ивченко, тот не переставая крутит чуб, тяжело вздыхает. Ребята к женщинам: «Ишь, в немецкое нарядилась! А как вас немцы-то называли?» Курносая отряхивает юбку: «Они люди очень даже культурные! Фрейлин Ольга они меня называли». — «Шлюхой! Вот ее як надо называть», — зло шипит Ивченко. «Спокойно, лейтенант!» — обрывает его Докукин.
Очередь из автоматов. Это в группе Горшкова! «Ивченко! Двух бойцов на охрану женщин, остальные за мной!» — приказывает Докукин и мчится с такой быстротой, что мы не успеваем за ним. Вот мы уже около Горшкова. Сюда же бежит и старший лейтенант Васильев с группой. Разведчики столпились около двух убитых парней в красноармейской форме. В карманах красноармейские книжки. В вещевых мешках — русские концентраты, консервы, запасные гражданские костюмы, советские паспорта, множество антисоветских листовок, кипа газет «Колокол». Все на русском языке, с карикатурами, со стихами. «Забрать эту пакость!» — приказывает Докукин.