Анна Тюканова перевязывает раненых, быстро их эвакуирует в медсанбат. Федоров ранен в глаза. Ребята с тревогой спрашивают Анюту: сумеют ли врачи сохранить ему зрение. Кукуев рассказывает: убит старший сержант Александр Кузнецов. Они хотели сбросить пушку в траншею, но под пушкой что-то взорвалось. Кукуева оглушило, а Кузнецов погиб. Так вот кто лежал под пушкой! Саша Кузнецов — член партии. Его любили в роте. До войны он работал контрольным мастером цеха на механическом заводе. Спокойный, выдержанный. В бою всегда был первым. Сегодня своей смертью он, быть может, спас жизнь многим из нас.
Мне хочется побыть одной. Я иду по просеке леса домой. Если бы ребята узнали, что я пожалела немца, они бы возненавидели меня. Догоняют Докукин и Ивченко.
— Аверичева, ты что одна?
— Так, захотелось побыть одной.
— Ну что ж, это бывает! — успокаивает Докукин. — Молодцы, хорошо действовали. Скажи там старшине, чтоб выдал тебе другой бушлат.
1-я ноября.
Рота выстроилась около землянок, вдоль дороги. Бушлат у меня мокрый, я долго его отстирывала. А старшина другого бушлата не дает. Докукин подводит итоги боевых действий роты. Нас, женщин, ставит в пример бойцам.
— Наши девушки — это боевые разведчики, наши настоящие товарищи! И если кто посмеет выругаться при них, попадет в штрафную роту… Вот так!
— Товарищ лейтенант! — кричат ребята, а если это случится с вами?
— Пойду и я туда же!
6-е ноября.
Никулинский лес. Большие добротные землянки. Широкие нары, стол, котелки на полках выстроились в ряд. Они как разведчики в строю. Внизу, в стойке, вычищенные до блеска автоматы. Мне кажется, что уютнее и теплее нет жилища в целом мире.
Установлен порядок: обед готовят на всю роту, в общей кухне. Это облегчает нам жизнь, избавляет от возни с кастрюлями и котелками.
Сегодня замечательный вечер. Завтра — праздник, наш великий Октябрьский праздник. С наслаждением попарились в настоящей бане. Бойцы получили табак. и водочку. А главное — почта принесла много радостей. Письма, подарки из тыла. Все рассматривают носовые платочки, кисеты, шерстяные носки, варежки, сделанные нежными, заботливыми руками наших ярославских женщин и девушек.
Мы лежим на нарах. Льется широкая русская песня, широкая, как наш русский неоглядный простор, как наша русская, родная, добрая Волга. Миша Голубев запевает своим приятным тенорком:
Над столом, покрытым чистой газетой, склонилось несколько бойцов, пишут письма. При свете гасика (так мы любовно называем лампу, сделанную из гильзы артиллерийского снаряда) и веселого пламени печурки хорошо видны лица разведчиков. Глаза — посветлевшие, мечтательные, сосредоточенные. Забыты на время кошмары войны, суровая, тяжкая солдатская жизнь. Песня ширится, песня растет, она наполняет всю землянку, ей уже становится тесно, она рвется на волжский простор:
Размечтались мои славные друзья.
Серега Соловьев: «Хорошая жизнь будет после войны!.. Хоть я и окончил сельскохозяйственный техникум, а пойду учиться в университет, на филологический факультет…».
Круглов (нараспев, окая): «А мне бы, паря, скорей к своей женке, ребятишкам, в свой колхоз. Трудно в колхозе одним женщинам, устали они. Скот поистощал. Коровы наши костромские, знаешь какие? Славятся на весь мир. Породистые! А сейчас вот пишут, на что они, коровы-то, похожи…».