Прибежали саперы с миноискателями. Старший лейтенант Бухарцев обнаружил какую-то замысловатую мину. Не допустил саперов, приказал всем отойти дальше. Его подбросило выше берез. Мы подбежали к Бухарцеву. Он прохрипел слова любимой саперной песни: «Там, где пехота не пройдет, пройдут отважные саперы». Потом отвернулся, застонал, затих.
Какие погибают люди!
Мы устроились на ночлег в сарае с сеном. Саперы продолжали работать. Они работали всю ночь до утра. Меня мучает мысль, что, в сущности, мы мало знаем друг друга. Что я знаю о своих товарищах? Не говоря уже о бойцах других подразделений, разведчиках, саперах, с которыми мы так крепко связаны. Даже в своей роте я не всех знаю. А ведь я теперь парторг. В дивизионной разведке у нас как-то больше было откровенных разговоров. Правда, и времени тоже.
Все спят непробудным сном. Успокаиваю себя тем, что тогда стояли в обороне. Сейчас другой ритм жизни, не до разговоров. Заснула и я. Совесть в свое оправдание всегда найдет себе лазейку.
1-е ноября.
Повеяло зимой. Запорошило землю мелким снегом. В глубоких фрицевских траншеях, ожидая новых контратак, под взрывами снарядов уплетаем горячий, наваристый суп. Молодец наш Никифорыч! Искусный повар. Ухитряется даже пирожки (очень вкусные — с картошкой, с перцем!) доставить нам в траншеи.
В первом батальоне уже началось. Скоро, видно, и к нам полезут бандюги. Пальба идет отчаянная! Я слышу шум моторов, лязг гусениц. Значит, немцы бросили в контратаку танки. Бойцы, те, кто уже пообедал, еще раз проверяют диски автоматов, готовят противотанковые гранаты. В глубине нашей обороны летят немецкие самолеты. Зенитки встретили их плотным огнем. Навстречу фашистам взвились наши «ястребки». Идет воздушный бой. Рядом со мною стоит младший лейтенант Лозовой и командир роты Питайло. «Вот если бы подбитый немец упал здесь, около нас! — мечтают они вслух. — Солидный был бы «язык»!»
Один стервятник уже сгорел и камнем упал где-то в нашем тылу. Ого! Загорелся другой. С огненным хвостом летит в нашу сторону.
Пока все. Допишу потом!..
Стервятник с оглушительным воем вынырнул из-за леса, пролетел через высоту над нашими головами и упал метрах в двухстах от нас.
Мы помчались к самолету. Немцы прекратили артиллерийский обстрел. Тоже ползут сюда. В горячем самолете взрываются патроны. Немцы думают, что это мы бьем. Открыли огонь прямо по своим летчикам. Кабину самолета охватило пламенем. Лейтенант Питайло выдвинул пулеметчиков вперед. Под прикрытием их огня бойцы забрались в кабину, вытащили оттуда двух здоровенных гитлеровцев. Одежда на них сгорела, у обоих летчиков обгорели руки, ноги. Один из них дышал. Пытались привести его в чувство, однако уже было поздно. Забрали у летчиков документы, планшеты с картами. Сколько разговоров! Увидели близко немецкий самолет, можно сказать, руками пощупали.
Вскоре все вокруг угомонилось. Немцы уползли восвояси. В первом батальоне наступила тишина.
К нам в роту пришел корреспондент дивизионной газеты «За отчизну» Смыслов. Он рассказал о боевых делах всего полка. Героически отражают контратаки противника бойцы первого батальона. Группе немцев удалось прорваться к санвзводу, где лежали раненые. Санинструктор батальона Шура схватила пулемет, дала несколько очередей, а потом повела за собой в атаку раненых, которые еще могли стоять на ногах. «Написать об этом, никто не поверит!» — восклицает Смыслов.
Вдруг кто-то замечает, что возле обгоревшего самолета копошится не то немец, не то наш.
— Не стрелять! — приказывает Питайло.
— Кто там? Эй!
— Вер ист да?
— Да это я! Неужели не узнали? — раздается звонкий девичий голос.
— Да это Шура, санинструктор!
Подходит улыбающаяся Шура.
— Легка на помине!
— Какого ж ты черта там лазаешь! — возмущаются ребята. — Ведь мы тебя чуть не пристрелили!
— Да вот смотрела на летчиков, думала, авось я их приведу в чувство, да где там, совсем обгорели…
Шура прыгнула к нам в траншею.
— Ведь вы же герой, Шура! — с восторгом восклицает корреспондент.
— Ну уж и герой! — насупилась Шура. — Чего придумал!
3-е ноября.
Какое-то серое утро. Мокрый снег. Шинель промокла. Впрочем, она, кажется, никогда и не была сухой.
Хилый костер. Едва-едва тлеют сырые дровишки. Котелки на длинной палке. Варится картошка. Мы голодные, как волки. Не дожидаясь, когда сварится картошка, вылавливаем ее из котелков и, обжигаясь, глотаем полусырую. По опушке в кустарниках двигается дивизионное начальство. Идут прямо к нам. Впереди начальник штаба дивизии полковник Завадский.