Хотелось так крикнуть, но возглас немой,
На сцену овальную вышел Король.
Застыла картина, мазки расцвели.
Отыграна роль, все себя превзошли.
....
Что ты от меня прячешь малыш? Ты сегодня слишком тихая и так мило и предано смотришь мне в глаза) О, этот застенчивый взгляд, эти искренние эмоции, этот прикус губы, сознавайся.
Я вижу - ты обнажена, знаю каждую грань твоих переживаний, ты лжешь!
Девочка, я с тобой так долго. Помнишь, когда ты перевернула кипящую кастрюлю, кто бережно слизывал твои слезы, нежно гладил по волосам, дул на рану , трепетно ждал заживления?
А когда ты пришла растоптанная и брошенная, кто пил с тобой на брудершафт, позволял нежиться в своей кровати, хрупко ласкал твое тело и душу? Кто, раз за разом, окунался в омут и доставал, удерживая? Ты не умеешь меня ценить. Я всегда с тобой хожу по краю, смотрю в твои глаза и замечаю то, что ты однажды, назвала ничем, а они алели и цвели.
Ты потеряешься в лабиринте хаоса чувств, не сможешь разглядеть правду. Только я поглощаю это , только я тебя прощаю и иду держа за руку. Только я, знаю все твои секреты и желания и с жадной радостью дарю тебе.
А ты? Что сделала ты для меня?
- Я кормлю тебя-моя Боль!, прошептала она, освобождая частичку потерянной себя.
Ф...
Девушка, что сидела напротив в полупустом автобусе улыбнулась и пригласила глазами сесть рядом. Красивая, вспыхнула мысль, с нежными чертами лица и немного дерзким взглядом. Смущаясь и не веря в реальность, я присела в соседнее кресло и не отрываясь ждала дальнейшую инициативу, но продолжая изучать ее внешность, в голове всплывали картинки: Связные руки, завязанные глаза, трепет от прикосновения по чувственному телу шершавым краем, вздохи, что срывались с губ, возбуждали. Рваное дыхание завораживало, ощущения от полной власти опьяняли. Следующий кадр: -прикасаюсь к ее груди сначала нежно, поглаживая каждый изгиб, моя кожаная суть холодит и будоражит, я знаю что больно не будет, но обжигающе касаюсь каждый миллиметр этой красивой плоти. Любуюсь набухшими сосками, мягко и одновременно жестко ласкаю, если б у меня были губы, грустно вздыхаю, но ведь я обнимаю ее всем своим телом, не это ли высшее блаженство. Наблюдаю на сколько долго хватит ее терпения, как витиевато легли мои узоры на мраморном теле. Дубль отыгран, следующий: урываю жадные вскрики поцелуем в ее розовый бутон, как прекрасна эта картина, какие восхитительные краски и запахи.
Почему я все это хочу с ней сделать, почему, это меня так возбуждает. Я тянусь чтобы прикоснуться к ее щеке. Она мило улыбается и я вижу в отражениях глаз такую же страсть. PS. Целую, твоя волнующая многохвостка)
Их всего здесь 2...
*Так безжалостно это гнетущее молчание. Лишь звук сердца и ворох мыслей, словно рой или стая собак готовая разорвать на кучу мелких кадров. Странный контраст - шум внутри и поглощающая тишина вокруг. Чувства обострены до предела, страх и липкий холод, почему всегда страх? Пестрой лентой картинки скребут подсознание, волнение нарастает, звук тиканья становится оглушительным, это мой пульс или часы?
*Обжигает, ласкает, режет. Вновь играет не зная преград.
И рисует узоры по телу и танцует впуская яд.
Боль, что смерть, но только живая
С ней не чувствуешь, что ты одна
От желания жить наполняя
До короткого, что умерла.
Эмоций они желают. Драмы. Взлетов и падений. И все это в них самих уже есть, живет и давит. Действия лишь триггер, которые эти эмоции освобождает. Как крючки на корсете. Расстегивая один за другим, позволяешь дышать свободнее и свободнее...
Кукла...
На прилавке дорогого магазина сидела кукла. Ее кудрявые локоны свисали до пояса, милое и утонченное, местами глуповатое, лицо нравилось всем покупателям. Но вот одежда была плохо подобрана производителями. Или просто местной элите, так не нравился сарафан цвета хаки и лакированные туфельки. Каждый кто входил, непременно, заявлял намерение ее купить, но почему-то, решение непременно оставалось одно, пусть и дальше сидит.
Кукла смотрела на всех сквозь призму своих кукольных глаз, ей конечно было больно своим кукольным сердцем, но ведь это никому не интересно. Так зачем его напрягать, роняя призрачные слезы, она продолжала ждать . Мимо летали дорогие машины, парочки проходящие витрину, умилялись и непременно грозились купить, но зачем она им, у них свое. Зеваки, охочие до чужих мнений так же заглядывались, примерялись. Некоторые, кто был по смелее даже переодевали ее в новый наряд, но что бы не было надето, все не то.
А давайте ее разденем, предложил менеджер, которому она наверное, ой как осточертела, - Вдруг возьмут?!
Только, что раздетая, что в наряде она вызывала ровно столько эмоций, сколько готов был унести покупатель, никто не хотел ее душу.
Шкаф...
В большом, слегка потертом, платяном шкафу, цвета антрацит, висели ровным строем безжизненные костюмы. Только когда их одевал хозяин они приобретали цвет и душу.
Сегодня мне повезло, сказала она про себя, чуть прикусывая нижнюю губу и расцветая в мечтательной улыбке.
Белый чуть приталенный, с короткой штаниной костюм, сидел на нем точно влитой. Он предполагал приятную беседу, море комплиментов и вкусный ужин, дополненный бокалом дорого шампанского.
Она любила этот костюм, дорожила им, и всегда таяла, надеясь на волшебный исход, но ближе к ночи понимала, это всего лишь одежда.
Еще был синий- рабочий. Там ей не было места совсем, как бы она не старалась, но синий был резок, прагматичен и не давал спуску никому, тем более ей. Синий костюм четко разделял границы дозволенного, есть только он и его королевство, где все марионетки, а он властелин, который упивался цифрами, жадностью, лестным вниманием и неусыпным контролем.
Когда приходил черед черного смокинга, с наглаженной белой рубашкой и слегка отороченным воротником наступала ночь. Эта не наигранная строгость и элегантность, вызывала в ней благоговейный трепет. Закатанные рукава открывали вид на его безупречные мышцы предплечья, на его красивые пальцы и как продолжение этого восхитительного безобразия-плеть. Она столько раз умирала и возрождалась новой. Сколько было слез, отчаяния, преклонения, удовольствия и не сосчитать. Она желала и ненавидела этот костюм, но отчетливо понимала, что только он дает ей то, в чем она так страстно нуждается, только он способен поднять ее на небеса и скинуть с обрыва.
Однажды, открывая дверь шкафа, она с дрожью в голосе спросила, можно ли ей примерить один из этих невероятных нарядов.
Обжигающая боль тут же обласкала ее хорошенькое личико.
-Знай свой костюм и умей хотя бы его носить!
Она просто хотела стать кем- то другим...
Весна обгоняла Осень на добрую зиму, так, что Осень смотря ей вслед роняла свои листья и слезы, мучительно затапливая добрую часть местности дождем.
Осень ожидала все что угодно, но только не этот гиблый и заранее проигрышный марафон.
Почему снова она? Осень никогда не смела ревновать, но в этот раз, эта самая Ревность оказалась новой героиней в их слаженном конкурентном тандеме. Эта Ревность, в белом льняном платье с красной помадой на губах смеялась заливисто прямо в лицо Осени. Этот серебристый перезвон надменности откровенно раздражал, да как она смеет? Осени захотелось наотмашь дать пощечину Ревности и что бы эти изумрудные, искрящиеся глаза перестали смотреть на нее так величественно.
Как я низко пала, отметила про себя Осень, я каждый год, как трамвай езжу по одному и тому же маршруту и каждый год Весна распускает свои бутоны даря счастье. Так почему меня это трогает?