– Висконти, – говорю я, смеясь.
– Да, – отвечает он совершенно серьезно. – Я и сам думал о Висконти, это именно такой человек, какой нужен. Он так стар, что только и пригоден для роли Меркурия… Только, – сказал он, – я не богат, вовсе не богат. О, я согласился бы быть горбатым, чтобы только обладать миллионами.
– Вы этим ничего не выиграли бы в моих глазах.
– О! О! О!
– Мне кажется, что это, наконец, обидно, – говорю я, поднимаясь с места.
– Да нет, я не говорю о вас, вы – вы исключение.
– Ну, так и не говорите мне о деньгах.
– Боже мой! Какая вы, право… Никогда нельзя понять, чего хотите… Согласитесь, согласитесь быть моей женой.
Он хотел поцеловать мою руку, но я подставила ему крест моих четок, который он поцеловал; потом, поднимая голову, сказал:
– Как вы религиозны! – сказал он, глядя на меня.
– А вы, вы ни во что не верите?
– Я, я вас люблю. Любите вы меня?
– Я не говорю таких вещей.
– Ну, ради Бога, дайте это как-нибудь понять мне, по крайней мере.
После минутного колебания я протянула ему руку.
– Вы согласны?
– Отчасти, – говорю я, вставая, – вы знаете, ведь у меня еще есть дедушка и отец, которые будут иметь очень много против католического брака.
– Ах! Еще это!
– Да, еще это!
Он взял меня за руку и посадил рядом с собой, против зеркала. Мы были очень хороши таким образом.
– Мы поручим это Висконти, – сказал А.
– Да.
– Это именно тот человек. Но так как мы еще очень молоды для брака, думаете ли вы, что мы будем счастливы?
– Прежде всего еще нужно мое согласие.
– Разумеется. Ну, предположим, если вы согласитесь, будем ли мы счастливы.
– Если я соглашусь, могу поклясться, что не будет никого в мире счастливее вас.
– Ну, так мы женимся. Будьте моей женой.
Я улыбнулась.
– О! – воскликнул он, прыгая по комнате, – как я буду счастлив, как это будет смешно, когда у нас будут дети!
– Вы с ума сошли!
– Да, от любви.
В эту минуту послышались голоса на лестнице; я спокойно села и стала ждать тетю, которая очень скоро вошла.
У меня точно большая тяжесть отлегла от сердца, я развеселилась, а А. был просто вне себя.
Я была спокойна, счастлива, но мне хотелось очень многое высказать и выслушать.
За исключением нашего помещения, весь нижний этаж отеля пустой. Вечером мы берем свечу и обходим все громадные покои, еще дышащие прежним величием итальянских дворцов; но тетя была с нами. Я не знала, как быть.
Мы останавливаемся более чем на полчаса в большой желтой зале, и Пьетро изображает кардинала, своего отца и своих братьев.
Тетя забавляется тем, что пишет А. разные глупости по-русски.
– Спишите это, – говорю я, взяв книгу и написав несколько слов на первой странице.
– Что?
– Читайте.
Я написала ему в восьми словах следующее:
«Уходите в двенадцать часов, поговорю с вами внизу».
– Поняли? – спрашиваю я, стирая.
– Да.
С этой минуты я почувствовала облегченье и была как-то странно возбуждена. А. каждую минуту оборачивался на часы, так что я боялась, как бы не поняли, наконец, причину этого. Как будто бы можно было отгадать! Только нечистая совесть способна мучить себя этими страхами. В двенадцать часов он встал и простился, крепко сжимая мне руку.
– Прощайте, – сказала я ему.
Глаза наши встретились, и я не сумею описать, как между ними пробежала искра.
– Итак, тетя, завтра утром мы уезжаем; идите к себе, я вас там запру, а то вы будете мне мешать писать; я скоро лягу.
– Ты обещаешь?
– Конечно.
Я заперла тетю, и, бросив взгляд в зеркало, спустилась по лестнице, куда Пьетро уже раньше проскользнул, как тень.
– Когда любишь, столько говорится друг другу даже молча! По крайней мере, я вас люблю! – прошептал он.
Я забавлялась, разыгрывая сцену из романа и невольно думая о Дюма.
– Я завтра еду. И нам надо серьезно переговорить, я чуть было не забыла!..
– Да, просто ничего в голову не идет…
– Пойдемте, – говорю я, притворяя дверь так, чтобы сквозь щель падал слабый луч света.
И я села на последней ступеньке маленькой лесенки, в глубине коридора. Он стал на колени.
Каждую минуту мне казалось, что кто-то идет, я неподвижно застывала, содрогаясь от каждой капли дождя, ударявшей в стекла.
– Да это ничего, – говорил мой нетерпеливый обожатель.
– Вам хорошо говорить! Если кто-нибудь придет, вы будете польщены, а я пропаду!
Закинув голову, я смотрела на него сквозь ресницы.
– Со мной? – сказал он, поняв мои слова в другом смысле. – Со мной? Я слишком люблю вас; вы можете быть вполне спокойны.