«…Источник сообщает о том, что в колонии, среди отрицаловки, идет разговор о том, что Армик и Манел (ростовские) являются осведомителями оперчасти. В колонии резко произошел раскол внутри отрицаловки. Ростовские поддерживают Армика и Манела, таганрогские, шахтинские, сальские и залетные — против. Возможно, и с большой вероятностью, столкновение между ними.
На мой взгляд, Армика и Манела нужно этапировать из колонии.
…Армяка убил Нефед из Азова, или азовский, как принято говорить в зоне. Убил профессионально. Этому двадцатилетнему, невысокого роста убийце нельзя отказать в хладнокровии и непомерном самолюбии. Армик, пользовавшийся авторитетом среди ростовских, которых было в зоне около 800 человек, был умен, статен и высокомерен. Именно в случае с Нефедом его и подвело высокомерие. Когда Нефед зашел к Армику в каптерку, находящуюся в рабочей зоне и которую тот превратил в свою «квартиру», обставив роскошными для зоны вещами, Армик отдыхал в самодельном кресле, сделанном ему из уважения, а точнее, из-за обыкновенного «боюсь» и угодничества.
Нефед спросил его прямо в лоб: «Почему идет базар, что ты кумовка?.. И вообще, что это ты как барин живешь и менты тебя не трогают?..»
Армик не мог ничего умнее сделать, как плюнуть Нефеду в лицо. Это последнее, что он сделал в жизни.
Нефед убил его с первого удара отверткой, которая лежала у Армика на столе в каптерке, после этого он этой же отверткой нанес ему еще шесть ударов, после чего, тщательно вытерев ее от следов своих рук, положил на место, затем взял напильник без ручки, этого добра в каптерке было много, ибо она вместе с жил-углом Армика была также инструментальной кладовой, и воткнул его острым концом еще пять раз в тело, вытерев и вернув его на место, он взял электрод и выбил трупу глаз, вновь протерев и оставив его, взял молоток и несколько раз ударил мертвого по голове, после чего, наведя в каптерке порядок, покинул ее. Начали искать не одного убийцу, а четверых…
Имя Армика невозможно было произнести вслух.
Стоило в разговоре упомянуть его имя, как мгновенно срабатывал стукач или «козел». Человека сразу же вывозили в Новочеркасскую тюрьму и протягивали сквозь систему изощреннейших камер, от простых, где концентрировали до 10–20 стукачей, до камер пыток, где находились рецидивисты — «шерсть», которых уголовный мир уже давно приговорил к смерти и у которых в камере были наркотики, вино, ножи и даже наручники. ЭТИ ЛЮДИ ЖАЛОСТИ НЕ ЗНАЛИ!
Человека также могли кинуть в камеру, где сидели по 40–50 опущенных, которые могли изнасиловать, могли и просто попугать, исходя из того, какой приказ получил их лидер в оперчасти. Парень в этом случае должен кого-то порезать или убить из стаи, уйдя на второй срок, или резать лезвием себя, вены, живот, чтобы вынесли на крест, то есть в больницу. Новочеркасская тюрьма в 1977–1982 годах была своеобразной лабораторией по выращиванию античеловеческих, безнравственных методов пыток. В 1977–1982 годах в Новочеркасской тюрьме функционировало до 30–40 спецкамер с разными методами издевательств, вплоть до убийства. Опыт этой методики затем распространялся по другим тюрьмам и СИЗО страны. Спросите у тех, кто был в Верхнеуральской, Златоустовской, Тулунской, Вологодской, Андижанской тюрьмах. В Ростовской области нарушителей режима содержания собирали в этапы по 30–40 человек и регулярно вывозили в Новочеркасскую тюрьму со всех колоний, на «профилактику». Специально обученные группы контролеров избивали привозимых, причем били так, что становилось ясно — они уверены в своей безнаказанности и правоте.
После избиений осужденных раскидывали по камерам, дабы определить степень увечий и возможность огласки. Пока люди находятся в «отлежниках», со всех колоний «слетаются» оперативники и начинают дергать из камер своих людей, получая информацию о настроении прошедших «профилактику». Если кто сломался, вербовать, кто не сломался, продолжить «профилактику».
Из «отлежников» на прогулку не ходили, так как это означало, что бить дубинками будут до прогулочного дворика, в прогулочном дворике и от прогулочного дворика до камеры. Самыми страшными камерами считались по праву те, где сидели приговоренные к вышке и которых помиловали, дав взамен смерти пятнадцать или десять лет тюремного режима.
Эти заслуживали себе жизнь и тюремный комфорт (жратва, водка, наркотики) еще более страшными делами, чем те, за которые их приговорили к высшей мере.
…На одной из таких пресс-хат Нефед признал себя убийцей. Суд проходил в колонии, в клубе-столовой.
Когда суд спросил у матери Армика, желает ли она смерти убийце ее сына, она ответила: «Нет, не желаю…» Нефеда приговорили к высшей мере, объявив приговор по зоновскому радио… Правда, потом довольно-таки часто возникали слухи, что его не расстреляли и видели то во Владимирской СТ, то в Златоустовской СТ, но не знаю, не знаю.