дочных мечтаний, беспрерывно думаем об этом доме, об этой
крутой перемене в окружающей нас среде и во всей обстановке;
мы надеемся обрести покой для своих нервов и больше уваже
ния к нашей работе.
Пятница, 26 июня.
Право, можно подумать, что нас преследует ирония судьбы.
Сегодня утром мы распечатываем письмо: в то время как г-жа
де Турбе продавала нам свой дом, Жирарден и Барош продали
его другому лицу. А вот уже целая неделя, как мысленно мы
владеем этим домом, как мы воображаем свою жизнь там,
устраиваем его и на песке в саду целестинцев набрасываем
план мастерской, которую хотим там построить! Этот дом нас
в самом деле покорил, мы влюбились в него, захваченные тем
великим неведомым, которое влечет вас к одной какой-то жен
щине больше, чем ко всем другим, и делает ее для вас единст
венной. Настоящее горе в нашей жизни! <...>
30 июня.
Старое общество будет убито не философией и не наукой.
Оно погибнет не от великих и благородных атак мысли, а про
сто-напросто от низменного яда, от сулемы французского ост
роумия: от зубоскальства. < . . . >
Талант Дюма-сына как собеседника сводится главным об
разом к тому, что он переносит дурной тон в хорошее обще
ство.
3 июля.
Этот дом, который мы увидели и тут же потеряли, произвел
в нас настоящий переворот. Он привил нам желание, почти по
требность просыпаться по утрам при солнечном свете, играю
щем в листве сада. Неужели мы можем стать сельскими жите
лями? Нам кажется, что это уже почти наступление старости,
физической и духовной. < . . . >
592
Типы для пьесы или романа — эти буржуа, создавшие для
себя королевство, гаремы, министерство, правительство, прессу,
газеты, театр, жизнь, в которой они командуют и тешат свою
гордость, свою жажду удовольствий, как, например, Беназэ или
этот здешний Каллу.
4 июля.
В кофейне Парка.
За моей спиной сидели какие-то священники и буржуа, ко
торые сначала со страстью спорили о существовании бога, а по
том с тою же страстью стали спорить о значении «пустышки»
при игре в домино.
18 июля.
<...> От всякого чрезмерного величия, созданного челове
ком для человека и превышающего человеческие масштабы, лю
дям становится грустно. Версаль — пример меланхолии, кото
рой веет от всякой пирамиды. Только величие природы, лесов,
гор не подавляет человека грустью.
Сен-Гратьен, 21 июля.
За последние месяцы мы замечаем у принцессы приступы
сангвинического раздражения, вспышки гнева, возникающие
по адресу кого угодно, по любой причине; стремление всем про
тиворечить, резко и грубо, с почти глупой злобностью. Ве
роятно, это происходит из-за каких-то неясных, затаенных огор
чений. Быть может, она уже предчувствует падение государст
венной власти, а то, быть может, подозревает, что ей изменяет
Ньеверкерк?
22 июля.
Вчера утром я читал Готье главы из «Госпожи Жервезе».
Готье, который из искренних дружеских чувств пользуется вся
кой возможностью представить нас в выгодном свете, похвалил
этот роман принцессе. И вот у нее разыгралось любопытство,
она захотела, чтобы мы прочли ей роман, она почти ревнует
нас из-за этого к Готье. Видно, уж невозможно будет укло
ниться, хотя мы по опыту знаем, что ничего приятного из всего
этого не получится. При любом чтении, даже при чтении ше
девра, принцессу одолевает такая скука, подобную которой мне
не случалось наблюдать ни у кого другого, и кажется, что за
эту скуку она сердится на самого чтеца.
38
Э. и Ж. де Гонкур, т. 1
593
Итак, в хорошеньком будуаре, рядом с ее спальней, я читаю
ей семь или восемь глав. Она слушает уныло, с недовольным
видом, словно наше сочинение чем-то ее оскорбляет. Но, боже
мой, зачем это венценосцы хотят интересоваться тем, что их не
интересует?
— Уф! — говорит Готье после этого тяжкого сеанса, во
время которого он два-три раза отважился воскликнуть: «Как
хорошо!» — Я сильно призадумался над тем, что она сказала
мне о романе госпожи Санд: он ей так понравился потому, что
там есть женщина с красивыми руками...