часов говорят на выставке в Салоне: «Господа, закрываем!»
16 апреля.
Ездили в питомник в Бур-ла-Рен, чтобы купить магнолию.
Там нас охватила новая страсть: искать редкости и художест
венные произведения среди произведений природы. Прежде
мы не знали этого чувства, и для нас совсем ново это восхище
ние прекрасными линиями какого-нибудь растения, его изыс
канностью и, так сказать, аристократизмом, — ведь у природы,
623
как и у человечества, есть свои любимые существа, которых
она ласкает и наделяет особой, высшей красотой.
И, ничего не понимая в садоводстве, мы влюбились в два де
рева, которые оказались самыми дорогими в питомнике. <...>
Нас всюду преследует какое-то проклятие! Мы переехали
сюда, думая, что купили себе тишину за девяносто тысяч фран
ков! Но слева у нас за стеной лошадь, а справа, в саду, беспре
рывно кричат и плачут пятеро детей-южан.
Мы здесь заинтригованы тремя людьми. Один — человек в
фуражке с опущенными наушниками — зимой и летом, в лю
бую погоду сидит на раскладном стульчике под виадуком; он
что-то пишет на листочках бумаги и тут же рвет их.
С ним обычно бывает другой человек, который тоже все
свое время проводит вне дома, на воздухе; это длинный, худой
старик с седыми волосами, растрепанными, словно их разве
вают ветры несчастья, с черным жгутом галстука, из-под кото
рого никогда не бывает видно белой рубашки. Он вечно в пальто
цвета винного осадка и в коричневых панталонах, свисающих
ему на башмаки такими же перекрученными складками, какими
завивались панталоны на костюмах, изобретенных Гаварни;
под мышкой — трость, во рту — потухшая трубка.
В дождь, ветер, мороз и снег, не обращая внимания на по
году, он ходит туда и сюда, поблизости от Отейльских ворот,
что-то бормочет, спорит сам с собою, сердится, горячится, гля
дя в пространство, голос у него резкий, как трещотка, — это
какой-то маньяк. В воскресенье, когда мы на минутку присели
в зале ожидания, среди веселых людей, потоком спускавшихся
с железнодорожной лестницы, мы видели, как он вытащил из
кармана маленькую черную книжку, молитвенник, с виду анг
ликанский, почитал ее немного, потом опять продолжал свою
прогулку.
Его очень часто сопровождает тоненький мальчуган, изящ
ный, хрупкий и зябкий, который виснет у него на руке и ле
ниво тащится за ним, — бледный, усталый подросток; старик
говорит с ним резко и в бурных порывах своего нервного воз
буждения все время дергает его и заставляет поворачиваться.
Но мальчик его не слушает, взгляд его теряется вдали, он
смотрит перед собой большими черными глазами с длинными,
в палец, ресницами, — прекрасными грустными глазами боль
ного; кашне, которым почти всегда закутана его шея, оберты
вает ее грациозно, как если бы это была шаль, и придает всему
624
его облику чувственную мягкость, словно это не мальчик, а
молодая женщина с короткими волосами.
Зачем нам наводить справки об этих людях? Нам больше
нравится мечтать об их жизни и, может быть, в один прекрас
ный день придумать ее.
Недавно у нас произошла одна история с Сент-Бевом, с на
чала до конца довольно странная. После того как он резко и
ненавистнически выступил против нашего романа, проявив
словно личную враждебность к нашей героине, он сообщил нам
через Шарля Эдмона, что намерен написать о нас две статьи
в «Тан». Но предупредил нас, что мы должны будем принять
их «приятные и неприятные стороны», — он, впрочем, надеется
в той же газете получить от нас ответ на свою строгую кри
тику. Мы сразу же ухватились за предложение Сент-Бева и за
любезно предоставляемую возможность ответить ему.
Мы зашли к нему и договорились обо всем, но через неко
торое время встретили одного знакомого, который сказал нам,
что Сент-Бев не пишет статей и говорит, что это по нашей вине.
Мы написали ему. Он ответил письмом, именуя нас в обращении
не «любезными друзьями», а «любезными господами», —
письмом смущенным, запутанным, в котором он намекал, что
его отношения с принцессой не позволяют ему сейчас написать
обещанные статьи. Уже прочтя первые слова этого письма, я
понял, что дело тут в сплетнях каких-нибудь врагов, какого-
нибудь шпиона, присутствовавшего на обедах по средам, может