искусство живописи окажется ненужным.
На мгновение человек, показывающий это волшебство, на
вел на донышко моего серого цилиндра и задержал целый
склон горы, и это напомнило мне японскую гравюру, отпеча
танную на куске крепа.
30 июня.
< . . . > В овернских церквах на самом видном месте выве
шены объявления, напоминающие верующим, чтобы они не
плевали на пол ввиду святости этого места.
7 июля.
Весь день оглушаемые стуком лошадиных копыт с одной
стороны, и криками пятерых детей — с другой, мы вынуждены
уходить в Булонский лес и лежать там на траве, как те не
счастные, у которых нет своего дома.
Вечером с трудом тащимся в Сен-Гратьен. Сильные мира
сего не любят, когда их приближенные больны: принцесса при-
41 Э. и Ж. де Гонкур, т. 1
629
нимает нас холодно, руки, протянутые нам для поцелуя, сухи.
Мы плохо себя чувствуем, в можно подумать, что это оскорб
ляет ее и что она сердится на нас за это. Впрочем, сегодня все
ее внимание принадлежит гостям: Теофилю Готье, Поплену,
который втерся к ней в дом и укрепился в нем, Ренану, —
сегодня она кислая, со всеми спорит, отрицает факты, которые
ей приводят, мстит за свои неприятности, за свои страхи, за
тяжелое впечатление, произведенное на нее бунтами *, за свои
мучительные политические тревоги, — и месть эта выражается
в грубых репликах, в детских выходках, которые подавляют и
убивают всякий спор. Ей говорят об опасностях всеобщего го
лосования, а она отвечает, что все равно все будут голосовать
за императора!
Доктор Филипс заводит разговор о некоторых чисто совре
менных болезнях, о болезнях нервной системы, возникающих,
например, в результате определенных механических усилий,
одних и тех же движений, повторяющихся минута за минутой,
в течение семи часов подряд, — скажем, когда шьют на швей
ной машинке; об особой болезни спинного мозга, от которой
страдают кочегары, из-за постоянного сотрясения машины; об
омертвениях, появляющихся на нижней челюсти у работниц
спичечной фабрики.
Принцесса отрицает все это и говорит доктору, что он при
думывает всякую гадость. Разум, здравый смысл — все как
будто забаррикадировалось в ее голове, за костями ее лба; и,
обернувшись к кружку, который ее слушает, она изливает на
него все презренье здорового существа к немощному; кровь
бросается ей в лицо, и она кричит, что все мы калеки, больные
и сумасшедшие.
Сегодня вечером Филипс говорил еще о лорде Хертфорде, —
этот английский архимиллионер умирает от рака мочевого пу
зыря и с железным мужеством переносит ужасные страдания
уже в течение девяти лет. Никогда еще не было такого скупого
миллионера, как этот лорд. Он никогда никого не приглашал
к себе на обед; говорят, правда, что кто-то, зайдя к нему в час
завтрака, съел у него котлету, да еще, в начале его болезни,
доктор Филипс выпил чашку бульона. Провожая его, майор,
близкий друг миллионера, — лорд называет его своим товари
щем по кутежам, — хлопнул хирурга по плечу со словами:
«Вам еще повезло, хоть чем-то здесь поживились!..»
Этот лорд — полное, абсолютное, совершенное чудовище,
еще более законченное, чем его брат Сеймур, у которого черная
злоба, присущая всем членам его рода, искупалась некоторыми
630
благородными чертами. Этому лорду Хертфорду принадлежат
такие страшные слова: «Люди злы, и когда я умру, у меня бу
дет по крайней мере то утешение, что я никогда не оказал им
ни одной услуги».
9 июля.
И еще говорят о равенстве перед законом! Шолль ведет со
своей женой грязный, скандальный, порочащий его процесс, и
ни в одной газете, даже в юридических газетах, ничего об этом
не печатают. Все, точно сообщники, хранят молчание. Если бы
Шолль не был литературным мерзавцем, то, разумеется, все
журналисты стали бы угощать публику его процессом и за
щитительной речью Дюваля.
12 августа.
Поплен, изготовитель фальшивых старых эмалей, недавно
получил орден. Он добился его тысячью мелких низостей; не
которые из них мне известны, и по ним я могу представить
себе те, о которых я подозреваю. Но лучшее его изобретение
следующее: нищий щиплет своего ребенка и заставляет его