чахотки по методу доктора Коха, с путешественника Бонвало
на руанского библиотекаря Пиншенона, дрожащего, как бы его
целомудренные земляки не узнали, что именно он исполнял
когда-то роль золотаря в публичном доме — в непристойной
пьеске Мопассана «Лепесток розы», разыгранной в ателье
Беккера; от вопроса об удушении уток — естественный переход
к удушьям астматиков, чей почерк распознается по усеивающим
бумагу точечкам, которые образуются во время приступов,
когда перо выпадает из руки. Беседа идет вкривь и вкось, ее
вдохновенно поддерживают молодой редактор газеты «Новел
лист» *, автор идущей в Свободном театре пьесы «Семья худож
ника» — человек смышленый, живой и шустрый, как котенок, и
нотариус-философ, автор «Завещания современного человека»,
чье бледное лицо приобретает при газовом свете странную бе
лизну мела.
В 8 часов 40 минут — отбываем курьерским в Париж.
Суббота, 29 ноября.
< . . . > Сегодня вечером, в десять часов, у Антуана, на улице
Бланш, состоится чтение моей «Девки Элизы». Ажальбер чи
тает с чувством, и присутствующая здесь актерская братия
взволнована. Сам Антуан будет играть в пьесе адвоката, мо
лодой, весьма талантливый актер Жанвье — благочестивого сол-
508
датика, а некая венгерка *, недавно приехавшая в Париж и до
сих пор игравшая только в пьесах Шекспира, — проститутку
Элизу.
Среда, 3 декабря.
Не знаю, как это получается, что беспокойная мысль лите
ратора всегда, всегда находит пищу для своей деятельности,
так что если б писатель жил целых сто лет, сохраняя работо
способность, то и тогда он бы вечно торопился, задыхаясь от
работы.
Понедельник, 8 декабря.
Утром был сильно удивлен. Вчера я говорил Доде: «Все, кто
посещал обеды у Маньи, говорят между собой, что Гонкур сте¬
нографически точно воспроизвел высказывания Ренана, но я
убежден, что если бы обратился к этим людям, то они в один
голос заявили бы, что Ренан не произнес ни слова из приписан
ных мною ему высказываний». И вот из напечатанного сегодня
утром интервью с Бертело, близким другом Ренана, для тех, кто
умеет читать между строк, явствует, что Бертело совсем не под
держивает обвинений в клевете, которые мне адресует его друг.
Наконец, читаю в «Фигаро» — я всегда готов к гнусному ве
роломству этой газеты — статью Маньяра, в которой он, сни
сходительно поругивая мои «разглашения», говорит, что «Днев
ник» дышит подлинной правдой фактов.
В этих интеллектуальных битвах, которые уводят вас от
спокойной и размеренной обывательской жизни, держа ваш ум
в состоянии воинствующего подъема, есть нечто подобное
опьянению, испытываемому людьми в настоящем бою.
Вторник, 16 декабря.
От меня не укрылось, что чета Доде недовольна моей по
хвалой г-же Доде как писательнице, — похвалой в записи «Днев
ника», сделанной после моего первого визита к ним. Хорошо
зная Доде, я прекрасно понял, что, когда он упомянул об ого
ворках, с которыми я похвалил отредактированные «Мемуары»
принцессы, он, в сущности, намекал на мою оговорку при
оценке описания стены в произведении его супруги.
Сегодня за обедом у Шарпантье г-жа Доде уверяет меня —
хотя, конечно, лукавит, — что и она и муж благодарны мне за
мой отзыв, но многие ее приятельницы будто бы находят, что
я мог бы проявить больше любезности. < . . . >
509
Пятница, 19 декабря.
На днях прочитал, что в Германии запретили «Эко де Пари».
Очень похоже на то, что это запрещение вызвано появлением
отрывков из моего «Дневника» * в дни, когда я гостил в Мюн
хене у Беэна.
Неужели я призывал к войне?.. Может быть. Я глупо шо¬
винистичен, признаюсь в этом, меня очень унижает и оскорб
ляет печальная война 1870 года. И, кроме того, Франция, на
чинающаяся в Аврикуре *, для меня больше не Франция, больше
не нация в этнографических границах, которые позволяют ей
обороняться против иностранного вторжения, — и я убежден,
что так или иначе не миновать последней дуэли между двумя
нациями, дуэли, которая решит, станет ли Франция снова
Францией или же она будет поглощена Германией.
Все современные писатели в одном отношении мыслят еди
нообразно: они признают талантливыми только писателей
прошлого. Я же, наоборот, нахожу у Бальзака во сто крат
больше таланта, чем у Шекспира, я отдал бы все стихи наших
поэтов XVI и XVII веков за одни «Reisebilder» 1 Генриха Гейне.
Суббота, 20 декабря.
Галлимар дает обед в честь появления знаменитого издания
«Жермини Ласерте» в трех экземплярах *.
Беседую с художником Каррьером; у него будто в нёбе
дырка, и в нее время от времени проваливаются, заглушаясь,
отдельные слова. Этот прирожденный художник обладает
к тому же и литературной жилкой, которую часто, даже слиш
ком часто, можно встретить у современных художников, по
сути вовсе не являющихся настоящими художниками. Он выта
скивает из кармана маленькую записную книжку и показывает
мне список парижских сюжетов, которые хочет запечатлеть;
один из них — «Уличная парижская толпа в движении»; это
действительно ни с чем не сравнимое зрелище безостановочно
текущей толпы я сам подолгу созерцал, сидя за столиком ко
фейни на Бульваре; Каррьеру хочется передать, как эта толпа
извивается, образуя кольца, подобные звеньям цепи; другой
сюжет — «Продажа прохладительных напитков возле Бельвиль-
ского театра»: у входа в театр толпятся продавцы в полотняных
рубахах, предлагая пиво и фруктовые воды всем выходящим со
спектакля.
1 «Путевые картины» ( нем. ) .
510
Вторник, 23 декабря.
Читаю сегодня утром только что опубликованный отрывок из
«Дневника» * и предвижу, сколько он доставит мне неприят
ностей. Находясь еще под впечатлением этой первой возник
шей у меня сегодня мысли, читаю дальше, что премьера «По
мехи» * назначена на тот самый день, что и премьера «Девки
Элизы», — вот уж поистине подставили ножку моей бедной ге
роине, которую теперь не удостоит своим присутствием ни один
критик. Козни Конена против Свободного театра дорого мне
обойдутся. Право же, Доде не должен был это допускать. Ни
чего не поделаешь, не везет мне с теми, кому покровительствует
мой друг, — со всякими Бержера и Коненами.
Сцена в суде репетировалась в декорациях только один раз;
многого еще не хватало, не было даже скамей, — их еще пред
стояло изготовлять, красить и сушить с помощью лампы на сле
дующий день. Поражаешься, прямо-таки поражаешься уверен
ности Антуана в том, что такая осуществляемая наспех теат
ральная постановка может оказаться удачной.
Среда, 24 декабря.
<...> Огромный успех! Колоссальный успех! Защититель
ная речь во втором акте длится почти полчаса — а у зрителей
ни усталости, ни скуки: Антуан заставляет публику слушать
эту речь с раскрытыми ртами, а затем бешено аплодировать.
В антракте я услышал характерную фразу: «Конечно, это
не театр, но все же очень интересно!» Нет, просто это не ста
рый театр, это новый театр.
Пятница, 26 декабря.
Премьера «Девки Элизы».
Ребенок, отданный свиньям, из «Рождественской сказки» *,
которая предшествует нашей пьесе, и еще больше — старый как
мир прием, повторение песни колоколами и колокольчиками,
трезвонящими в ночь поклонения Христу, вызывают у зала