2. Клаустрофобия. Кажется, куда ни пойдешь в этом городе, везде знакомые лица. Вчера остановилась у перекрестка на красный свет и увидела, что водители трех соседних машин мне знакомы. На углу Шестнадцатой улицы произошло ДТП, и обоих участников я знаю. На почте взгляд случайно скользнул в корзину для бумаг — там был желтый конверт, адресованный Линн Свенсон. Я знаю Линн Свенсон, мы с ней были в одной группе школы для беременных. Роджер любил пофлиртовать с ней. Как-то раз, когда мы учились тужиться, она пукнула — не то чтобы тихо подпустила горошку, а выстрелила на полную громкость, смачно так. После этого Роджер перестал ее обхаживать.
3. Синдром Стоунхенджа. У здешних жителей просто мания складывать па газонах уменьшенные подобия этого обломка древней культуры (а чаще просто нагромождения здоровенных камней). Я этого не понимаю. В других городках и местечках у людей всегда получается что-то симпатичное: статуи святых, утки, гномики или плоские деревянные фигурки-толстячки среди цветов.
4. Нет хороших китайских ресторанов. Здешние китайские деликатесы привели бы в ужас любого нормального человека. В наших китайских ресторанах подают белый хлеб — этим уже все сказано.
Но, уверившись окончательно, что ни дня здесь больше не вынесу, я вдруг поняла, что ехать-то некуда. Родители мои здесь, пра- и просто бабушки и дедушки здесь похоронены. На прошлой неделе была в церкви, осталась на трапезу — мне был дорог каждый человек там, даже те, кто обычно меня раздражает. Даже брюзга Пили Уилсон, которая никогда не улыбается и украдкой пихает объедки в сумку, думая, что никто не видит. И Мел Рюкзакер, который вечно пытается кого-то втянуть в очередной план быстрого заработка. Даже Чед Вивер, прыщавая харя с жесткими кустиками вместо бороды, ловивший момент, когда Тифани Кемпбел склонится над чашей с пуншем и ее груди мелькнут в вырезе платья. Отец Ли здоровался за руку с молодоженами, которые недавно переехали к нам из Нью-Йорка. Он уверял их, что это местечко, конечно, не так впечатляет, как Город Небоскребов, но детей здесь растить замечательно. Пара вежливо улыбалась. Они понятия не имеют, что хочет сказать отец Ли, и не будут иметь, пока не начнут здесь растить детей. А когда начнут, точно узнают, что он имел в виду, и в конце концов будут удивляться, что люди находят в этом Нью-Йорке, пока кто-нибудь не подаст им белый хлеб в китайском ресторане.
На сегодня все.
В.
10 марта
Сегодня обедала с Дейлом. Новость о юной протеже Роджера такова: Алиса пишет весьма откровенную книгу о своих похождениях в качестве институтской шлюхи. Роджеру там будет посвящена увесистая глава, где он, по слухам, представлен как вислозадый бумагомаратель, исписавшийся и обрюзгший.
Потихоньку начинаю сообщать окружающим о разводе. Реагируют в основном сочувственно. Удивительно — все эти люди, которых я едва знаю, говорят, что мой муж с самого начала им не нравился. Вчера, толкая к обочине мусорные контейнеры, увидела краем глаза вдову с другого конца переулка. Она шла в мою сторону. Я похолодела от страха: сейчас начнет выговаривать мне за контейнеры, стоящие у обочины, как два бомжа, когда все в околотке давно уже выставили свои и мусорщик убрал их…
— Знаете, я тут хотела сказать — я вам очень сочувствую. Он мне сразу не понравился. — Вдова пожала мне руку и благожелательно улыбнулась. — Без него вам будет легче, дорогая.
«Вы здесь живете уже лет семь, а я даже не знаю, как вас зовут», — чуть не сорвалось у меня с языка.
— Спасибо.
В банке столкнулась с Беном Мерфи. Спросил, как у меня дела.
— Развожусь, — выпалила я.
Чего я хотела от него в этот момент? Чтобы он закружил меня на руках, рассыпаясь в ликующих благодарностях? Честно сказать — да. Вместо этого Бен улыбнулся (хочется думать, хитрой, кривой, похотливой улыбкой) и произнес:
— Вот как?
— Да, вот так. — Я улыбнулась в ответ.
— Что же, неплохо.
Я немного подождала, но больше ничего не услышала.
На сегодня все.
В.
10 марта, продолжение
Роджер от меня не отвяжется. Сегодня звонил три раза! Как только я вижу его номер на определителе, переключаю на автоответчик. В третий раз он позвонил из автомата, и я взяла трубку, черт бы ее побрал.
Говорит, у него ко мне последнее, окончательное предложение, и он «абсолютно уверен», что оно меня заинтересует. У меня больше не было сил спорить с ним, сказала, пусть заедет завтра утром. На десять минут, не больше.
На сегодня все.