В десять утра я доложил генералу Морозову о неготовности дивизии. Да он это и сам видел. На его глазах артиллерия занимала огневые позиции, никакой связи между нею и пехотой установлено еще не было, и сама пехота тоже не подготовилась. Начало наступления было отодвинуто на два часа.
- Имейте в виду, - сказал Морозов, - больше оттяжек не будет. Принимайте энергичные меры!
И я стал принимать их.
В половине одиннадцатого был уже у Михеева. Застал его на опушке леса севернее реки Лужонки. Он уточнял задачу командиру второго батальона капитану Каширскому, который прорывал оборону между опорными пунктами Лужно и Каменной Горой. Правее, на Лужно, наступал первый батальон а третий располагался во втором эшелоне.
Капитан Каширский стоял с тетрадкой в руках рядом с командиром полка и докладывал ему. Полукругом, чуть поодаль располагались старший адъютант батальона и пять командиров рот.
Батальон Каширского мне всегда нравился. Это был лучший батальон полка. Выделялся он своей слаженностью, дисциплиной, строевой подтянутостью и физической выносливостью.
Из доклада Каширского выяснилось, что до Лужонки ему с командирами рот пробраться не удалось. Выходы с опушки леса и поляна между опушкой и берегом находились под сильным обстрелом. Река Лужонка не просматривалась. Каширский не узнал, проходима ли она для танков и где удобнее всего переправлять пехоту и орудия.
- Уж очень мало времени дали, - с сожалением заключил он, - не успели как следует осмотреться. К тому же и карт нет.
В ста метрах от командирской группы, на выступе леса минометная рота батальона оборудовала огневую позицию. Минометчики отрывали площадки и ровики, устанавливали материальную часть. Командир минометной роты то и дело посматривал в их сторону, беспокоясь, все ли они делают так, как нужно.
Неожиданно над нашими головами прошуршали мины. Две из них угодили в центр расположения роты. Послышались крики и стоны раненых.
Никто из командиров не выдал своего волнения, резко вздрогнул только комбат. Лицо его на мгновение побледнело, и в полусогнутых руках, державших тетрадку, появилась еле заметная дрожь.
- Поздравляю, товарищи, с началом боевого крещения,-сказал я командирам.-Привыкайте!
- Чего - чего, а этого теперь хватит, - взглянув на меня, ответил Михеев. - Ничего, привыкнем! - весело кивнул он головой.
Поглядывая то на меня, то на командира полка, заулыбались и остальные командиры, лишь Каширский еще несколько секунд никак не мог справиться с собой - руки его продолжали нервно вздрагивать.
В полку я пробыл до одиннадцати, а затем выехал к себе на НП. Па прощанье пожелал комбату и его командирам не уронить чести Карельского полка.
- Постараемся, товарищ полковник, сделаем все, что в наших силах, заверили они меня.
Отозвав в сторону Михеева, я сообщил ему время начала атаки и приказал поторопиться, а он попросил меня ускорить прибытие поддерживающих артиллеристов.
Прощаясь, я крепко пожал руку Михееву и пожелал боевого успеха. Это была последняя моя встреча и с ним и с командирами второго батальона. Больше уж никого из них увидеть мне не пришлось.
За десять минут до атаки открыла огонь артиллерия. Не имея наблюдения и не выявив целей, она била по площадям: армейские дивизионы - по Лужно, легкий артполк-по бугру за Лужонкой. Вряд ли такая артподготовка могла дать серьезный результат. В 12.00 Карельский полк перешел в атаку. Прорыв вражеской обороны развивался медленно и с большими для нас потерями. Ожившая огневая система противника приковала наши подразделения к земле Пехота вынуждена была окопаться и вступить в огневой бой.
Прежде чем форсировать речку и добраться до переднего края, требовалось подавить вражеский огонь. На это ушло целых два часа, и они дорого обошлись Карельскому полку.
Подполковник Михеев был убит миной на своем НП, на опушке леса севернее Лужонки. Выбыли из строя и многие другие командиры его полка.
До самых сумерек длилось прогрызание переднего края на южном берегу Лужонки. Проникновению вглубь мешал фланговый огонь из сильных опорных пунктов Лужно и Каменной Горы. Гитлеровцы поливали огнем из подвалов, окон, с чердаков. Только вечером, когда ухудшилась видимость и нарушился прицельный огонь, пехота прорвала псредний край и начала продвигаться на Красею.
Теперь надо было развивать прорыв последующими эшелонами. Это я понял, побывав на Лужонке и увидев, как наша пехота, карабкаясь на бугор, устремлялась в глубь обороны.
Не приостанавливая наступления на Красею, следовало бы часть своих сил развернуть в стороны флангов и, нанеся удары в тыл Лужно и Каменной Горе, овладеть этими опорными пунктами. Но где взять для этого силы? Второй эшелон Карельского полка был уже введен в бой, а второй эшелон дивизии находился еще где-то далеко на железной дороге. Расчеты командующего армией на наступление дивизии тремя эшелонами не оправдались.
Поздно вечером, в темноте, подразделения Карельского полка достигли Красеи и с ходу овладели ею. Эту радостную весть принес мне и Шабанову комиссар полка Дутченко.
- Какие подразделения занимают Красею? Кто возглавляет их? Где начальник штаба майор Герусов? Взято ли Лужно?-забросали мы Дутченко вопросами.
Оказалось, что вечером в Красею одновременно ворвались подразделения второго и третьего батальонов. Общее командование ими принял на себя капитан Каширский. Выбив гитлеровцев, подразделения организовали оборону. Каширский просил усилить его артиллерией и пополнть боеприпасами. Первый батальон про-должал драться за Лужно, захватив с десяток домов на восточной окраине. Майор Герусов находился под Лужно вместе с первым батальоном.
Я тут же приказал начарту немедленно выдвинугь в Красею один артиллерийский дивизион. Кроме того я предполагал направить туда один из батальонов Новгородского полка, если он подойдет к нам этой ночью.
Но, к сожалению, намеченные мероприятия осуществить не удалось. Подтянув резервы, гитлеровцы перешли в контратаку, восстановили положение и изолировали в Красее наши подразделения. Артдивизион выдвинуться на помощь Каширскому не смог. Передний край теперь надо было прорывать вновь.
Пехоты для этого прорыва мы не имели. Ни один батальон Новгородского полка не прибыл. Я располагал только комендантским взводом.
Наши потери продолжали возрастать. Обстановка для Карельского полка осложнилась. Были ранены и эвакуированы в тыл комиссар Дутченко и комбат Каширский. От всего штаба полка остались только майор Герусов, начальник связи и начальник химической службы. Окончательно нарушилась связь и с подразделениями в Красее. Оттуда доносились звуки боя, но мы не могли оказать своим товарищам никакой помощи, так как не имели ни сил, ни средств.
На другой день стал прибывать на станции Дворец и Любница Новгородский полк. По своей подготовке и организованности полк занимал в дивизии третье место. Скатился он на это место незадолго до отправки на фронт, после того как его штатный командир подполковник Пономарев отбыл на длительное лечение.
Вступивший в командование полком заместитель командира майор Г. В. Фирсов не справлялся со своими обязанностями. Заменить его перед отъездом на фронт нам не удалось. Нерасторопен был и начальник штаба майор Н. П. Свистельников.
Гордостью полка являлся батальон капитана Чуприна, считавшийся одним из лучших в дивизии. Он соревновался с батальоном Каширского за первое место.
Новгородский полк, которого мы ожидали с таким нетерпением, существенных изменений в обстановку не внес. Прибыл он слишком поздно, да и боевые действия его развернулись совсем не так, как мы предполагали и планировали.
Из района сосредоточения Новгородский полк сразу же ночью был выдвинут на исходный рубеж. На него возлагалась задача, не решенная до этого Карельским полком. Он должен был снова прорывать оборону на том же участке, где прорывал ее Карельский полк, выдвинуться на рубеж Красеи и высвободить блокированные там паши подразделения.