— Не поваляешь — не поешь, — изрек Лео и принялся демонстративно насвистывать, переворачивая грудинку.
— Огонь убавь, философ доморощенный! Да поищи какие-нибудь зелья! Люди с ног валятся, а ты им трюм набиваешь своей стряпней!
— Своим делом займись, — смущенно буркнул Лео и суетливо полез в прибитый к стене сундучок.
— Тишина на борту! — Немедленно отреагировал Вальпургий.
Он хотел прибавить что-то еще, но, услышав на палубе шум, поднял голову и обрушился на кого-то:
— Юнга, почему слоняемся?!
Тот, кого он назвал юнгой, попытался скрыться, но безуспешно: запихать сворованную с капитанского мостика тминную булку гигантской мыши было решительно некуда, не говоря уже о том, чтобы спрятаться самой. Мышь бросилась к люку, надеясь проскользнуть мимо ящера в спасительные объятия своей хозяйки, но тот разгадал ее маневр, ловко поймал за хвост и поднял в воздух, назидательно погрозив пальцем.
— Ай-ай-ай! Нарушаем пункты третий и пятый Корабельного Устава.
Не выпуская булку, Мышь печально свесила лапки и попыталась притвориться раскаявшейся, но Вальпургий ей отчего-то не поверил и потащил на палубу, продолжая что-то внушать.
Когда Лео вывел спасенную парочку из сонного состояния, сунув им под нос сковородку с дымящейся десятиглазой яичницей и кривыми, кое-где подгоревшими лоскутками грудинки, он рассказал им, как Мышь попала на корабль, и что вообще произошло. Оставалось только в очередной раз подивиться ее феноменальной способности оказываться в нужном месте в нужное время. После бегства с острова Сола заглянула к ним, чтобы пополнить запасы зелий и стрел. Она очень торопилась и не рассказывала подробностей, упомянув лишь, что Эйлин и Ниваль пропали, и она намерена искать их в Скрытом Лесу. А через день приползла сильно потрепанная и уставшая Мышь. Как только она, стараниями Лео, пришла в себя, то стала проявлять сильное беспокойство. Друзья как раз заканчивали затеянное по настоянию Вальпургия переоборудование летучей яхты, и Мышь буквально шагу им делать не давала. Успокоилась она, лишь когда взволнованный всем произошедшим ящер предложил рискнуть и испытать яхту в боевых условиях. Глядишь, они отыщут друзей быстрее, чем амазонка.
— Представьте себе, все было не напрасно! — Захлебывался восторгом гном, умильно глядя на две макушки, склонившиеся над сковородкой — грязно-рыжую и серо-соломенную. — Она летает, да еще как! Это теперь настоящий боевой корабль. Он уже побывал в небольшом деле. Ниваль, с тебя татуировочка.
Подцепив на вилку последний кусок яичницы, Эйлин, не сводя с нее глаз, постучала поперхнувшегося братца по спине.
— Я в раю. А это — пища богов.
— А это неумытое чудо — маленький крылатый вестник Съюн, не иначе, — сдавленно отозвался Ниваль.
Гном зарделся, как маков цвет, и вытер кончик носа тыльной стороной ладони.
Выпив восстанавливающего силы зелья («собственного производства, из натуральных ингредиентов, запах нормальный… кхгм-кхгм, фу ты, господи… нормальный запах, такой и должен быть»), друзья через некоторое время почувствовали себя достаточно хорошо, чтобы вылезть наружу. Спать совсем расхотелось. Эйлин было очень любопытно осмотреть переоборудованную яхту и вообще почувствовать, каково это — стоять на палубе летучего корабля. Ощущения были фантастические. Корабль шел на среднем ходу — так сообщил им Лео. Палуба чуть подрагивала от работы двигателей, но шума не было. Попутный ветер холодил спину, и это было скорее приятное ощущение. От палубы шло заметное тепло. Лео объяснил что это побочный эффект от использования драконьего крыла. Вообще-то, он сомневался, стоит ли устанавливать большой парус, это Вальпургий настоял. Надобности в таком парусе не было, но он был очень красив. Золотисто-перламутровое крыло особой разновидности медного дракона, преломляя солнечные лучи, отбрасывало на палубу причудливую радужную тень. Оно имело удобную конструкцию, позволяющую легко складывать и расправлять его. Оказалось, к тому же, что при умелом обращении парус дает значительную прибавку к маневренности, что было заботой и предметом особой гордости Вальпургия, чей талант моряка нашел здесь наилучшее применение.