— У меня слов нет, — честно призналась она, отчего гном покраснел и смущенно разулыбался.
— Ну вот, теперь давайте сравним эту карту с нашей, — Гробнар зашуршал бумагой. Он, в отличие от остальных, ничуть не находил схему запутанной. — Смотрите, какая удача, один из порталов находится прямо около болот. Если кентавры любезно согласятся подвезти нас — это день пути. Как насчет того, чтобы остановиться на отдых в стране Уэндерснейвенов?
— Ты думаешь, мы в этот твоей тайной стране будем желанными гостями? — Усомнилась Нишка.
— Нишка, где бы ни появилась ты, желаннее гостя там не найдешь, — «успокоила» ее Эйлин.
— Все будет в порядке, — заверил их Гробнар. — Если верить обозначениям, там что-то вроде лечебницы на горячих источниках. Не все миры Уэндерснейвенов одинаково хороши, но курортное местечко нам подойдет, как вы считаете?
— Ну допустим, а дальше что? — Спросила Эйлин.
— По мирам, соединенным линиями, мы можем путешествовать, не выходя в наш план. Очень удобно, как по маршрутам почтовых карет, только гораздо быстрее. Как раз два перехода от источников — и мы попадаем чуть южнее Хайклиффа. А оттуда хоть на корабле до Невервинтера, хоть сушей до Крепости.
Если кто-то из друзей еще сомневался в осуществимости плана Гробнара, то только не Эйлин. Того, что она услышала в его музыке, было достаточно, чтобы довериться ему и идти за ним, куда бы ему ни заблагорассудилось их повести. С миром, что лежал на пергаменте у их ног, наивный и самонадеянный гном, не желающий расставаться с детством, был явно на «ты», он способен был сердцем постигать его тайны. Как ни странно, Касавир ее поддержал. Хотя, что тут странного? Он тоже когда-то от безысходности поверил Гробнару, а в результате оказался здесь и нашел еe.
На болотах друзья простились с кентаврами, эльфами и амазонками. Первые после небольшого отдыха должны были возвращаться домой, а амазонки собирались заглянуть в Сильвермун, прежде чем отправиться к Морю Упавших Звезд, так что их путь лежал дальше на юго-восток. Сола не стала составлять им компанию. Они долго беседовали с ней в землянке, и она вышла оттуда серьезная и задумчивая. На вопрос наблюдательной Эйлин, что случилось, она, как обычно, конкретного ответа не дала, но попросила позволения присоединиться к ним, чтобы добраться до Хайклиффа, где она остановится, чтобы подождать Лео и Вальпургия. Этот план показался Эйлин немного странным — почему бы ей сразу не полететь с ними? Но чутье подсказало ей, что не стоит муссировать этот вопрос. В конце концов, ни она, ни кто-либо еще, ничего не имели против общества амазонки.
Эйлин еще раз поблагодарила своих попутчиков за помощь, а когда дошла очередь прощаться с Амадеем, не выдержала и расплакалась, обняв его. Кто мог подумать, что их случайная встреча приведет к тому, что они будут сражаться бок о бок в этих чужих местах и вместе хоронить погибших товарищей. Только тот, кто знает, что это такое, может понять, сколь чиста и преданна дружба, скрепленная мечом и политая кровью.
— Спасибо тебе за все… Прости меня.
Опираясь на колени, Амадей положил руку ей на плечо и заглянул в глаза.
— Не надо. Те, кому не суждено вернуться, были настоящими воинами. Где бы они ни были похоронены, их души нашли вечную радость и покой под кронами Сильвануса. Когда-нибудь это произойдет со всеми нами, и меня это утешает.
Нивалевская «бабуля» не осталась без компании. Она решила присоединиться к кентаврам, в связи с чем Эйлин искренне им посочувствовала. Если они что-то и думали по этому поводу, то вежливо промолчали. Бабка же заявила, что за Южным Лесом живет ее старый дружок-чернокнижник, если не помер, конечно. А она теперь женщина свободная, сына-балбеса схоронила («пусть его там, окаянного, черти не сильно дерут»), глядишь, еще годик-другой протянет.
Особенно сердечно прощались Вальпургий, Лео и Ниваль. Первый — с гордостью, второй — с чувством полного удовлетворения, третий — с нескрываемым облегчением. Причину этого Эйлин знала, так как в последний день пребывания в лагере у Башни он продемонстрировал ей потрясающую работу Вальпургия — красную круговую татуировку на плече, выполненную на драконьем языке, который был явно родным какому-нибудь его пра-пра-прадеду. Драконьи руны удивительно походили на следы когтей, что, в сочетании с красным цветом надписи, производило неизгладимое впечатление. Этот вариант показался Нивалю честным (ведь о языке никаких условий не ставилось), достаточно туманным (черта с два кто поймет), красивым и мужественным. Последний пункт он подчеркнул особо, за что удостоился восхищенного писка при нажатии пальчиком на татуированный бицепс и трепетного поцелуя в макушку.