— Тоже защищают! Она дружкам золотые часы раздаривает. Это при ее-то зарплате, а они в защиту.
— Какие золотые часы? — неприязненно спросил прокурор.
— А что, не верите? Горного, завмага ихнего, будете допрашивать, спросите. Я сам у него на столе видел. И надпись выбитая: «Александру Семеновичу от Нины».
Свидетеля Горного Тимофей узнал сразу. Так вот кто он такой! Заведующий магазином. А по виду почти министр. И она, значит, с ним. Подарки ему дарила. Да и сейчас как она смотрит на него!
Горный сразу располагал к себе, и это было особенно заметно в сравнении с Кокориным. Кокорин был не чужд стремления показать себя, покрасоваться. Александр Семенович, как всякий порядочный человек, тяготился судебным разбирательством. Кокорин держался суетливо, подобострастно. Александр Семенович — не только с достоинством, но, скорее, раздраженно и свысока.
Веско, убедительно Горный характеризует Нину. Исключает всякую возможность даже подозревать ее в хищении.
— Вы опытный торговый работник, — говорит Ирина Павловна. — Объясните нам, откуда же у подсудимой образовалась такая недостача?
— Если бы знал, объяснил бы еще на следствии.
— Может быть, здесь имели место халатность, про счеты, перевесы?
— Не думаю.
— В вашей практике, вероятно, не раз встречались подобные истории?
— Встречались… Но с такими людьми очень редко. Больше с хапугами, пьяницами.
— Государственный обвинитель имеет вопросы?
— Скажите, свидетель Горный, не случалось Казанцевой задерживать у себя выручку, сдавать ее на следующий день?
— В нашем магазине это не практикуется, — уклончиво отвечает Александр Семенович.
— Но, может быть, допускались исключения.
— Исключения? — переспрашивает Горный. — Мы стараемся, чтобы их не было.
— Но все-таки случалось это с Казанцевой?
Горный нерешительно смотрит на Нину.
— Кажется, один раз.
— А может быть, два?
— Может быть, и два.
И снова из зала веет неприязненным холодком недоверия к подсудимой.
— Но назавтра она сдавала все полностью… — пытается смягчить впечатление Александр Семенович.
— У вас с Казанцевой были личные, неслужебные отношения? — перебивает прокурор.
Тимофей тяжело, по-медвежьи ворочается на стуле.
— Это не могло повлиять на характеристику, которую я ей дал, и вообще на мои показания.
«У них серьезное. Иначе он сказал бы не так. Впрочем, понятно по тому, как она на него смотрит…»
— Значит, не могло повлиять… Не могло повлиять, — повторяет прокурор. — С вашей точки зрения.
— Что это значит?
— Вопросы сейчас задаете не вы. Но могу вам пояснить. Это значит, что я не сомневаюсь в вашей искренности. А вот полностью объективным вы можете не быть, даже не подозревая об этом.
— Я не…
— Думаю, что вопрос ясен суду. Из материалов следствия мы знаем, что подсудимая преподнесла вам подарок. Вы, зная ее материальное положение, вероятно, пожурили ее за расточительство.
— Какое это имеет отрешение?
— Еще раз прошу вас отвечать на вопросы.
— Да, я сказал ей об этом…
— В ответ она не сказала вам, что потратила на подарок свой выигрыш по облигации?
— Н-не помню. Кажется, нет.
— А ведь пришлась бы к слову. Скажите, а что подарила вам подсудимая?
— Я уже говорил на следствии, — несессер.
— О несессере вы говорили. А какого-нибудь другого подарка она вам не преподносила?
Наступили секунды до предела, до звона в ушах раскаленной тишины. Такие секунды, как заметил Тимофей, бывают в каждом судебном разбирательстве. Часто они определяют исход дела.
— Нет. Больше Нина мне ничего не дарила.
— Скажите, что выгравировано на ваших часах?
Горный медлит с ответом. Все видят, как неприятен ему вопрос дотошного прокурора.
— Вы можете прочесть надпись?
— Но я должен сначала объяснить…
— Свидетель Горный, — строго перебивает прокурор, — прошу вас прочесть надпись.
— «Александру Семеновичу от Нины», — не снимая с руки часов, говорит Горный. — Зал вздохнул словно одной грудью. В этом вздохе и осуждение, и удивление, и даже испуг. — Но разрешите объяснить…
— Разрешите взглянуть на ваши часы? — строго перебивает прокурор.
Александр Семенович неохотно и в то же время поспешно снимает с руки часы.
— «Александру Семеновичу от Нины» — все верно, — читает прокурор. Он передает часы Ирине Павловне. Судья показывает их артисту и Тимофею. Что-то спрашивает их. Тимофей поглощен своими мыслями. «Значит, она украла. Значит, она такая»… Тимофею не хочется верить. Но что он знает о ней…