— Кажется, Саморуковская.
— Кажется или точно?
— Не знаю.
— Не могла запомнить! Идем!
— Да ты кончай с завивкой-то.
— Я кончила.
— Вот тут еще.
— Ладно. Идем!
Верочка покорно, быстро надела шубку. Только на улице спросила:
— Куда?
— В райком. К Андрею. Он вечерами сидит.
Зуб был один. Он читал «Советский спорт» и, довольный прочитанным, улыбался. Увидев девушек, сразу помрачнел.
— Проворонила комсомолку, а теперь ходишь и плачешься, — недобро глядя на одну Галю, пробасил он.
Верочка поняла, что у них уже не первый разговор о Нине. Она смущенно теребила свою сумочку. Но Галя была невозмутима, она знала Зуба.
— Не плакаться, а советоваться, — сказала Галя.
— Ну, давай советоваться. Что вы стоите-то? Вырасти, что ли задумали? — рассердился секретарь.
Девушки сели.
— Понимаешь, Андрей, — начала Галя, — вот Верочка почти уверена, что Александр Семенович, ну, Горный, наш заведующий, получил бестоварную фактуру на печенье. Восемь ящиков…
— Подожди, — прервал Зуб. — Бестоварная фактура. С чем, как говорится, ее едят?
Галя переглянулась с подругой. Верочка впервые смело посмотрела на Зуба. То, что он не знал такой простой вещи, делало его менее грозным и недоступным.
— Бестоварная… — начала объяснять Галя. — Вот я завскладом. У меня не хватит восемь ящиков печенья — продала налево. И тут узнаю — должна нагрянуть ревизия. Я звоню: Андрей, пришлю тебе фактуру. Ты расписываешься, отсылаешь мне. Ревизор смотрит — печенье отфактуровано нашему магазину. А отфактурована только бумажка.
— Понятно, — басит Зуб. — Дальше.
— Вот Верочка видела, как однажды привезли такую фактуру.
— Так вы что — подозреваете Горного? — прямо спросил Зуб.
— Нина не такая… — впервые открыла рот Верочка и тут же осеклась, словно испугавшись своего голоса.
— Хорошо, но как у ней образовалась недостача?
— Не знаю.
— В том и беда, что не знаешь. Человек живет рядом, а вы не знаете. Вот теперь и сообразите, кого винить. Я ведь с твоими предположениями к прокурору не пойду. Ему нужны факты. — Секретарь помолчал. — Ну, а Горный не мог все это…
— Не похоже, — задумчиво протянула Галя. — В магазине порядок навел, — вслух соображала она. — На войне был. Орденоносец. Передовые методы внедряет…
— Он все правильно делает, — Верочка неодобрительно и смешно насупилась.
— Правильно, а вам как будто не нравится? — спросил Андрей и выжидающе замолчал.
— Будто души в нем нет, будто не настоящий он… — загорячилась Верочка.
Галя удивленно и уважительно взглянула на подругу. «Вот тебе и Верочка! Как она определила!»
— Придется пойти в райком партии, — сказал Зуб в заключение. — Самим нам тут, пожалуй, не разобраться.
Тимофей часто думал о Нине. Странно, перед встречей в суде он почти забыл о ней. А теперь вспоминал вновь и вновь. Вспоминал не ту, которую встретил в суде, которая была с тем, с Горным, а все ту, с которой познакомился на танцах.
Были минуты, когда откуда-то являлась томящая и жгучая ревность. Незнакомое, тяжелое, это чувство стирало краски, опресняло все окружающее.
Но, пожалуй, еще томительнее было другое. Девушка, очевидно, ни в чем не виновата. Она просто не может быть воровкой. Недаром тот пожилой артист сказал о ней на суде, что такие играют Джульетт. А приходится ей принимать такой стыд, такую муку. И сейчас, наверное, опять не дают ей покоя следователи, прокуроры?
Он должен вмешаться, он должен помочь ей… После суда Тимофей хотел пойти к Нине, но ее окружили друзья, он понял, что будет здесь лишним. Несколько раз хотел прийти к ней домой, но не решился. С чем он придет, что скажет?
Иногда Тимофею страстно хотелось с кем-то поделиться, кому-то рассказать обо всем. Но с кем? Если бы кто из его товарищей знал Нину, спросил его о ней. Но ведь никто из бригады не знал ее.
И вдруг Тимофей услышал о Нине. Услышал совершенно неожиданно.
К ним в клуб строителей на диспут о любви и дружбе приехал секретарь райкома комсомола Зуб. Тимофей не любил подобные диспуты: никогда не читал статей на тему о любви в газетах. Не представлял, как можно громко, с трибуны, в полном зале разглагольствовать о том, о чем и с близким другом, может быть, решишься потолковать один раз в жизни. Как можно писать статьи о тех чувствах, воспевая которые, даже великие поэты подчас только расписываются в своем бессилии.
И сегодня Тимофей решил остаться на диспут единственно из любопытства — что будет говорить Андрей Зуб.