Тимофей решил познакомиться с Михеичем. Через него наверняка можно многое узнать о Горном. Если Горный замешан в каких-нибудь черных делах, он не может делать их один. У него должны быть помощники.
Но как познакомиться? Если зайти и спросить: «Не живет ли здесь» — и назвать любую первую попавшуюся фамилию… Ну, а что дальше? Встречаются, конечно, люди, которые в ответ на такой вопрос перечислят всех жильцов и расскажут их биографии. Но Михеич вряд ли из таких. Скорее он буркнет «не живет», и надо уходить.
Если явиться с приветом от Горного?.. Шито белыми нитками. Нет, надо зацепиться покрепче, привариться так, чтобы и шва не видно.
Лучше всего посоветоваться с Юлькой. Может, она найдет предлог. Вдруг Михеич забыл у них какую-нибудь вещь?
— Ты ко мне? Обь назад пойдет. Ну, проходи, проходи.
Юлька даже слегка задохнулась от волнения. Через кухню, где копошилась бабушка, провела Тимофея в небольшую комнатку. Стены были чисто-чисто побелены, кровать застелена снежно-белым покрывалом. Все небогатое убранство дышало чистотой и свежестью.
В этой девичьей светелке ничего не было от той суматошной и насмешливой Юльки, которая была у всех на виду. Здесь жила другая Юлька, та, что на стройке открывалась одному Тимофею, да и то несильно, чуть-чуть. Здесь была Юлька под стать убранству своей комнаты — домашняя и белоснежно чистая.
«У кого-то хорошая жена будет», — странно позавидовал Тимофей.
Он рассказал ей все о Нине, о цели своего прихода.
Юлька притихла, погрустнела. Не то ей жаль Нину, не то себя — Тимофей окончательно отдалялся от нее.
— Горного я не знаю, судить о нем не могу, — Юлька задумчиво водила указательным пальцем по скатерти, — но с Михеичем тебя сведу. Нет, вещей он у нас не оставлял. Какие там у него вещи. Да и не нужно. Мы можем без всяких предлогов сходить к нему, проведать..
— А не подумает… — начал было Тимофей.
Но Юлька убедила его, что ничего не подумает.
— У него, знаешь, где-то есть дочь. Он утверждал, что я на нее похожа. Звал меня «дочкой». И вообще, даже один раз угостил мороженым.
На улице тепло и тихо. Под ногами похрустывал весенний ломкий ледок. Юлька не ершится, не задирает Тимофея. Только на этот раз не сует ему под локоть свою маленькую руку.
Они входят во двор. С резким стуком захлопывается калитка.
«Как хлопка!» — думает Тимофей, вспоминая клетки, которые он в детстве развешивал по деревьям, чтобы ловить осенних цветастых птиц. Дверцы этих клеток были на пружинах, захлопывались с характерным стуком, и ребята называли их хлопками.
Даже Нина, вероятно, не узнала бы в квартирной хозяйке Михеича томную, в белых перчатках покупательницу, когда-то вымотавшую ее своими капризами. В ситцевом платке, в стареньком потертом платье, вытянув и без того длинную красноватую шею, она возилась возле огромной кухонной печи.
— Михеич-то дома. Где же ему быть, если он не просыхает. Окосеет, поспит и опять…
На пороге своей комнаты появился Михеич. Крутя в руках штопор, он то улыбался, польщенный приходом Юльки, то хмурился, бросая злые взгляды на хозяйку.
— Проходи, дочка, проходи. И вы, товарищ…
Михеич гостеприимно распахнул двери своей комнаты. Пропустив вперед гостей, он прошипел:
— За язык тебя тянут, Шея.
Юлька была уже в комнате и не слышала его слов. Зато Тимофей оценил меткость прозвища. «Действительно, шея у нее — высотное сооружение».
В комнате у Михеича — стойкий спиртной запах. Кровать аккуратно застелена. Это, видимо, усилия хозяйки. Зато на столе хозяйничает сам Михеич. На клеенке обломанный со всех сторон кусок хлеба. Консервная банка, кусок колбасы. Клеенка вся в пятнах и мутных озерках каких-то напитков.
— Садитесь, — суетился Михеич. — Как ты надумала-то, дочка, а? У меня тут… Я сейчас приберу маленько.
Дряблой ладонью старик сгребает со стола. Юлька отстраняет его. Она уже успела приметить где-то салфетку. Наводит на столе порядок.
— Вот так. Вот так, дочка.
Михеич силится занять гостей разговором, но только выкрикивает междометия, возбужденно топчется вокруг стола.
— Жених, а? — нелепо ухмыляясь и кивая на Тимофея, спрашивает он Юльку. — Ну, не красней, не красней. Ишь вспыхнула как! Дело житейское.
Разговор не клеится. Михеич снова переходит на междометия. Потом выпаливает:
— А как бабушка? Бабушка здорова?
И радостно вздыхает. Вновь нашел о чем спросить.
— Хорошо, хорошо. Здоровье — главное. Особенно, если человек пожилой.
Михеич расспрашивает о бабушке, сколько позволяет ему небогатая фантазия. Наконец, стремительно опускает руку под стол, извлекает оттуда бутылку столичной.