Неймовірним чином це збіглося в часі з підготовкою до чергових парламентських виборів. І серед ощасливлених дармовою проповіддю виявився помічник кандидата в народні депутати, котрий за завданням патрона їздив електричками, аби слухати й фіксувати настрої електорату, щоб потім вносити корективи в передвиборчу програму. Щось у моїх книжечках впало чоловікові в око, мене розшукали й залучили до роботи штабних агітаторів. Єдиною моєю умовою була гарантія незалежності в оцінках, діях та висновках. Це виявилося на руку: мені не лише дали свободу, а до того ж подавали незалежним експертом.
Я говорив і писав усе, що думав. Оскільки прізвище Чумак уже мало довіру серед тих, хто розчарувався навіть у церкві як порадникові, мене слухали частіше, уважніше, і саме моє слово перетворилося на останню інстанцію, коли треба було віддати за когось голос.
Далі, з початком третього тисячоліття, розповідати особливо нема про що.
Моє життя стало стабільним.
Позиції міцні, як ніколи.
Я й далі Борис Чумак, незалежний експерт, якому всі вірять.
Свого я домігся: на мою думку зважають уже скоро двадцять років.
Контактні телефони — на офіційному сайті.
Але спершу напишіть листа на електронну адресу: banan@ukr.net. Вкажіть свої сторінки в соціальних мережах. Познайомлюся з вами заочно.
Зрозумію, що варто витрачати на вас час, — поговоримо.
Борис Чумак — дуже зайнята людина.
Володимир Рафєєнко
Історія шоста. Dulcis fumus patriae. 1991—2047
Смейся, Паяц,
Над разбитой любовью,
Смейся, Паяц, ты над горем своим!
Видеть хоть дым, от родных берегов вдалеке восходящий…
Вы же в курсе — меня зовут Вася, и раньше я думал, что папа мой — гандон. Сейчас так уже не думаю, хотя бы потому, что если бы Борис Кутовой, или, как он официально теперь представляется, Борис Чумак, оказался гандоном, то я на свет вряд ли бы появился. Не выскочил бы, верткий и ухватистый, из его гладкой и упругой натуры, так навек бы в ней и остался. Впрочем, это все во мне моя трансцедентальная обида говорит. Объективно говоря, человек он уважаемый, известный. Как ни включишь «Громадське», так там он рассказывает о том, что сделано его комиссией по правам бесправных. Отец мой — молодец, процветает. В правящем политическом блоке строит новую счастливую Украину. Через день в Европу мотается. Знакомые журналисты рассказывали как-то, что ему через третьи руки торговый центр принадлежит, я забыл, то ли на «Героях Днепра», то ли на Минском массиве. А че, все правильно, он же эксперт, знает, як будувать країну, як формувати націю. Только вы не подумайте, что это во мне комплексы говорят. Ни хрена подобного. Комплексы — это когда ты убиваешь папу и, даже водки не выпив, вступаешь в половую связь с Иокастой, а ненавидеть отца или презирать его — это дело житейское. Почти инстинктивное. Чтобы не погребло тебя вместе с твоей собственной жизнью все то дерьмо, которое называется родовой памятью, отцовской традицией, патерналистическими устоями и прочей тому подобной херней.
И опять я не прав. Откуда, на хрен, в моей семье патернализм возьмется, если мой отец родной обо мне и знать не знает и ведать не ведает? Он же мать мою обрюхатил вполне бессознательно после одного из национально-освободительных митингов, состоявшихся в славном городе Чернигове на самой заре становления независимого Украинского государства. Сейчас расскажу, как дело было.
Она все детство и юность была в него влюблена. Детство — страшная штука, не замечали, нет? Такого наворотишь, так себя скрутишь или, может, тебя до такой степени искорежат в этом самом детстве, что до самой смерти так и ходишь, как через мясорубку пропущенный.
Но не суть. В общем, любила моя мать такого себе парнишечку. Славненький такой, белобрысый, по-украински лопотал бойко, а вот трех слов написать не мог без ошибки. Ну, оно и понятно. Тяжелая генеалогия. Декаденты, белогвардейцы и алкоголики. Это я к тому, что глобально в жизни не понятны мне всего две вещи: как мой биологический Чумак в Киеве стал экспертом по национальному возрождению и за что его мать полюбила. Думаю, что ни за что. По этой же причине и из армии дожидалась. Хотя, конечно, он об ее ожиданиях и надеждах никогда ни сном, ни духом. Она ведь таилась ото всех. Имя его в тетрадках рисовала. Гадала на ромашках, одуванчиках и отрывных календарях. Любила, страдала, молчала. Это, скажу я вам, вообще было ей свойственно.